Берия залпом выпил стакан воды.
– Вывел из себя, подонок.
Платов спросил:
– Его будут судить?
– А ты удивлен?
– Да такого нужно сразу к стенке ставить.
– Товарищ Сталин еще до операции говорил об открытом процессе, чтобы другим неповадно было.
– Да, конечно.
Берия подошел к Шелестову:
– Что, майор, трудно пришлось?
– Нет, товарищ генеральный комиссар, практически вся подготовительная часть операции – заслуга «Гудвина», капитана госбезопасности Ремезова, мы только захватили пилота, аэродром и самолет.
– И это ты называешь «только»? Аэродром-то наверное, охранялся?
– Ерунда – отделение солдат. Даже не СС и СД. С ходу уничтожили. Ремезов передал, что вечером выйдет на связь, сообщит обстановку в Риге. А там сейчас весело.
Берия улыбнулся:
– Еще бы. Как старался Гиммлер засекретить объект «Тайфун», какие ходы предпринимал, даже прорыв линии фронта, сколько надежд возлагал на будущих ликвидаторов, и все пошло прахом. Не уверен, что ему после этого придется долго руководить Главным управлением имперской безопасности, впрочем, он личный друг Гитлера, но это, как ты, майор, сказал – ерунда. Придет время, всех их на чистую воду выведем.
– Разрешите вопрос? – спросил Шелестов.
– Спрашивай.
– Вернее, два вопроса.
Берия улыбнулся:
– Тебе сегодня можно сколько угодно.
– Первый и главный: как Сталинград? Держится?
– Держится. И выстоит. Мало того, Гитлер получит там оплеуху похлеще, чем под Москвой. Красная армия не сдаст город. В этом можешь не сомневаться. Больше скажу, разгром фашистской армии на Волге станет началом конца Третьего рейха.
– Понял, спасибо.
– Что за второй вопрос?
Шелестов взглянул на Платова. Старший майор уже все понял.
– Ребятам бы повидаться с женами.
Нарком ответил, не задумываясь:
– Разрешаю. А что, ваш Сосновский опять куковать один будет?
– Пусть кукует, раз не обзавелся семьей. Он хотел подать рапорт, чтобы его отпускали изредка в Москву.
Берия спросил:
– Невесту, что ли, искать?
– Так точно.
Все рассмеялись. Берия сказал:
– Ты рапорт мне пришли, я распоряжусь, пропустят, время согласуем, у меня в канцелярии такие девушки!
Шелестов вздохнул:
– Боюсь, не получится. Я имею в виду с вашими девушками. Он-то, конечно, выберет, но это будет по вашему распоряжению, а любовь, она приказам не подчиняется.
Берия кивнул Платову:
– Отпускай. Сейчас уже можно.
– Есть, Лаврентий Павлович.
– Свободны, товарищи офицеры, благодарю за службу. Я на доклад к товарищу Сталину.
Платов проговорил:
– А как же без отчета?
– Грунов в НКВД, и этого достаточно.
– Понятно. Разрешите идти?
– Я же сказал, свободны, и обеспечь, Петр Анатольевич, своим офицерам, трое суток проживания с женами. Это мой приказ.
– Есть, товарищ генеральный комиссар.
Платов и Шелестов вышли из кабинета, прошли через большую приемную с десятком секретарей, помощников, охраны. Остановились в коридоре.
– Доволен? – спросил Платов.
– Еще бы. Целых трое суток!
– Берия не сказал, но он приказал представить всю группу к государственным наградам, конкретно – к орденам Красного Знамени.
– Ну, это же хорошо. Значит, мы полностью реабилитированы?
– Да вы давно реабилитированы, и ты об этом прекрасно знаешь.
– Но наград нам до этого не давали. А если представили, то значит… а вообще, извините, Петр Анатольевич, у меня мысли о Лиде.
– Увидишь ты свою Лиду. Как приедем, вызову ее с секретного объекта.
Шелестов рассмеялся:
– Из одного секретного объекта в другой секретный объект?
– В Москву поедете, на квартиру НКВД.
– Серьезно?
– Странный вопрос.
– Так это же просто замечательно! Одно попрошу, Петр Анатольевич.
– Машину?
– Да черт с ней с машиной, доберемся и пешком, я хотел попросить, чтобы сообщили, выходил ли на связь Ремезов.
– А куда он денется?
– Положение у него сложное: центр разбит, а он цел и невредим.
– Ты забываешь, что он имел право и не приезжать туда в случае острой необходимости. Я уверен, Андрей придумает причину. Не впервой. Но я позвоню.
– Значит, все хорошо, товарищ старший майор?
– Хорошо, Максим. Но трое суток пролетят быстро, потом вновь работа.
– Трое суток, Петр Анатольевич, для нас – целая вечность.
