– Витя! – Ирина взяла его за плечи. – Пожалуйста, сделай это для меня…. Я не прошу…. Если только сама….
– О чем ты? Я ничего не понимаю! Объясни толком, что ты от меня хочешь!
Глаза у Ирины сверкнули безумным огнем.
– Я хочу, чтобы в больнице умерла Акимчева Ирина Николаевна, а осталась жить другая! По документам умру я! Ты говорил, что та девушка сидит за бытовуху, да? Отлично! Если она… если она умрет, то, пожалуйста, замени документы! Ты можешь, я знаю!
– Что за чушь ты несешь? – Виктор резко сел. Глаза затуманились. Девчонка совсем сошла с ума! Несет околесицу! – Ты понимаешь, что говоришь?
– Понимаю! Отлично понимаю! – Ирина с трудом контролировала себя. Ещё немного, и она сорвется. – А ты понимаешь, что живешь с политической? Или тебе всё равно?! Тогда мне, нет! Ты не хочешь думать обо мне, отлично, это я тоже понимаю! Кто я такая?! Грязь под твоими ногами! Подумай тогда о себе! Ты говоришь, что хочешь ребенка! Кем он родится? На нем всю жизнь будет клеймо!
– Нет!
– Да! Его мать будет политзаключенной! И вообще, дадут ли мне его родить?
– Замолчи! – Виктор не кричал, говорил резко.
– Не могу замолчать! Подумай хорошенько! От тебя требуется только подмена документов! Это не так уж и сложно!
– Я сказал, замолчи!
– Не хочешь, да? – Ирина горько усмехнулась. – Боишься, да?
– Я никого и ничего не боюсь, – точно выплевывая каждое слово, проговорил Виктор.
– Тогда в чем дело? Наверное, во мне…. Да, Виктор Данилович, вы совершенно правы, дело во мне! – Ирина истерически всхлипнула. – Кто я для могущественного начальника информационно-следственной части?! Никто! Обычное, пустое никто!
– Черт побери, Ирка, прекрати немедленно, у тебя истерика! – Виктор, как и большинство мужчин не выносил женских истерик. Ни с того, ни с сего завелась баба, и нет на неё управы.
– У меня нет истерики! – закричала Ирина и отшатнулась от Бехтерева. – Ты…. Ты…. Я подумала и поняла….. Витя, миленький, какая же я дура! Боже мой, какая я дура! Таких же поискать надо! Я… я надумала себе черте что…. А как всё просто, да, Витенька? Всё так просто!
Он сцепил зубы, его губы превратились в тонкую линию.
– Ты же никогда не говорил, что любишь меня! Витя, ты слышишь? Ты никогда не говорил, что любишь меня! Я сама, глупая, что-то надумала…. Поверила…. Виктор!!
И Ирина, больше не сдерживаясь, зарыдала в голос.
У Виктора нервы не выдержали, лопнули, как натянутый трос. Он грубо отпихнул Ирину от себя и резко встал. С него довольно!
Но Виктор не рассчитал силы удара. Ирина отлетела на другой конец дивана, больно ударившись головой о деревянный подлокотник. Она сильнее всхлипнула.
– Перестань реветь, я сказал! – Бехтерев возвышался над ней, как неприступная гора.
Ирина отчаянно замотала головой. Волосы спутались и лезли в глаза, но она не обращала внимание. Её трясло. Она лежала на диване, опрокинутая на спину, с задравшейся юбкой и голыми белоснежными ногами. Она сделала попытку приподняться на локте, но, обессиленная, рухнула назад, на мягкий диван.
Бехтереву хватило одного взгляда на крутые бедра Ирины, чтобы почувствовать острое желание. И никогда ещё оно не было столь сильным. Ему захотелось тотчас же наброситься на девушку, смять, раздавить её, подчинить своей воли, заставить кричать, и Виктор не был уверен, что хочет криков наслаждения. В его душе рождалось новое, доселе неизведанное чувство. Не хватало только запаха крови, что будоражит плоть со столь же отчаянной силой. Животная страсть захлестнула его. Рассудок помутился.
Ирина, несмотря на слезы, тотчас почувствовала перемену в Викторе. И ей стало страшно. Потому что перед ней стоял не тот Виктор, к которому она привыкла, и которого знала. Перед ней стоял новый мужчина, и этот мужчина был очень опасным. Он был силен, зол и возбужден.
– Ну же, смелее! – оскалилась она. – Чего стоишь? Чего ждешь? Давай, ударь меня снова! Изнасилуй! Ведь ты этого хочешь! Хочешь, да?!.. Ты такой же, как они! Ничем не лучше! Для тебя я только тело! Плоть! И ничего больше! Которую можно ударить, изнасиловать, растерзать! А она не пискнет! Ничего не скажет!..
Ирина, желая подтвердить свои слова, рванула на груди платье, разорвала его до пояса. Несколько пуговичек жалобно покатились по полу. Большие твердые груди колыхались от возбужденного неуравновешенного дыхания девушки.
– Чего смотришь?! – снова набросилась Ирина на мужчину. – Давай, действуй! Это же твоё!!
Виктор сжал руки в кулаки. К височной части головы медленно подбиралась тупая боль. Он поднял с пола плед и подошёл к дивану. Ирина вызывающе вздернула подбородок. Красивое лицо опухло от слез, губы подрагивали.
Он сел на корточки и принялся закутывать девушку в плед. Та протестующе пискнула, хотела вырваться, но передумала. Истерика прекратилась так же внезапно, как и началась. Теперь она плакала, не произнося и слова.
Виктор поднялся и сел на диван. Прижал к себе девушку.
– Глупая, какая же ты у меня глупая…, – произнёс он и уткнулся подбородком в её макушку.
Они сидели, прижавшись друг к другу некоторое время. Ни он, ни она ничего не говорили, боялись нарушить хрупкое спокойствие.
Ирина пошевелилась, когда почувствовала, что её тело затекает. Она робко взглянула на Виктора и спрятала лицо в ладонях. Тот отвел руки.
– Не надо, – тихо попросила она, сама не зная о чем просит.
– Как ты? Успокоилась?
– Да.
Он поднял руку и дотронулся до её щеки. Она, точно котенок, потерлась об неё.
– Извини….
– Я люблю тебя, – спокойно сказал Виктор, и почувствовал, как на душе стало легче. Почему он до сих пор молчал? Почему ничего не говорил? Чего или кого боялся? Себя?
Ирина прикусила нижнюю губу.
– Скажи…. Скажи это ещё раз. Пожалуйста.
– Я люблю тебя, глупая! Люблю…
Она кинулась к нему на шею, прижалась всем телом к крепкой груди.
– Это хорошо…. Это так хорошо…, – она снова всхлипнула. – А я боялась.… Представляешь, я снова испугалась…. Не знаю почему… Но испугалась, так сильно испугалась….
Он погладил её по голове.
– Я никому не позволю тебя обижать. Никому.
– Ты для меня всё, Витя, – не смотря на него, выдохнула Ирина. – Всё.
Сердце мужчины забилось чаще.
– И ты любишь меня?
– Люблю.
Она устало прикрыла глаза.
Когда же этот вечер кончится?
– Не волнуйся, ни о чем не волнуйся, – сказал Бехтерев, по-прежнему качая её, как ребенка. – Я сделаю для тебя всё! Слышишь меня? Всё. Ты у меня одна. Единственная.
