Уже отсюда отчётливо доносился стойкий аромат сладкой выпечки.
Такое чувство, словно меня здесь давно ждали.
Так необычно, но… очень приятно. Очень.
Согревающее тепло сладкой лужицей растеклось в груди.
Повинуясь внезапному порыву, я скинула обувь и дальше пошла на цыпочках.
В дверь. Через ещё одно небольшое пространство с диванчиком, множеством книжных шкафов и двумя большими окнами.
В следующую дверь в стене слева. Осторожно отодвинуть цветастую ткань, закрывающую вход, и…
Замереть без движения, наткнувшись на добрый взгляд мутноватых глаз.
Это была женщина. Скорее даже старушка: в теле, с убранными в низкий пучок совершенно седыми волосами, в светло-фиолетовом платье свободного покроя, но до самого пола. С простым белым полотенцем в морщинистых руках.
С улыбкой в складочках на щеках.
С очень добрым, но в то же время внимательно изучающим взглядом.
С сшибающим с ног ароматом травяного чая, сладкого теста и мокрой земли.
Она вся была такой… чувства и мысли буквально захватили меня в безумный вихрь, заставив разрываться между желанием бежать как можно дальше и желание подбежать и обнять ту, кого я совсем не знала.
— Здравствуй, Ада, — женщина попыталась произнести это с достоинством, но её голос на моём имени предательски сорвался.
Морщинистое лицо исказилось, губы задрожали, бледные глаза наполнились слезами и те мгновенно, не задерживаясь ни на секунду, сорвались вниз по щекам.
Я и сама почему-то заплакала — перед глазами всё поплыло и слёзы обожгли кожу, в горле встал тугой противный ком.
Мы не сговариваясь, одновременно прижали ладошки к губам.
— Адочка! — Бабушка уже не пыталась сдерживаться, развела руки и шагнула ко мне.
И я совершенно осознанно юркнула в её объятья, чувствуя удивительно крепкие руки на своей спине и сильно выпирающие рёбра своими рёбрами. Она только казалась объёмной, а на деле была какой-то костлявой и острой, но я бы ни за что на свете не отпустила бы её в это мгновение.
Мы не говорили — мы просто плакали в два голоса. Только, если я пыталась хоть как-то держаться, бабушка Орви не стеснялась никого и ничего, она ревела во весь голос так, что даже кот на печке тревожно поднял голову и поспешил удалиться.
— Где же ты пропадала, золотко? — Доносилось до меня сквозь рыдания.
Женщина гладила меня по волосам, голове, лицу, плечам и всему, до чего могла дотянуться, словно не находила в себе сил поверить в то, что я действительно перед ней.
Она целовала меня в лоб, нос и щёки.
Говорила так много всего: как она скучала, как переживала и страдала без меня, как не находила себе места и просто не могла поверить в то, что произошло.
Как она обрадовалась, едва узнала, что я, возможно, жива.
Она говорила и говорила, не прекращая обнимать и целовать, и я…
Я просто тихо плакала в её объятьях, не в силах поверить: кажется, я нашла свою семью.
Самую настоящую.
* * *
Вечером на пироги заглянуть Дэмис.
Мы с бабушкой Орви вообще замечательно поладили, правда, плакать перестали совсем недавно, зато она успела рассказать мне всё-всё-всё.
И про семью, которая, похоже, была очень-очень большой и с нетерпением ждала знакомства со мной.
И про ту трагедию восемнадцать лет назад, после которой айэры на наш мир и разозлились настолько, что эта злость не утихала и по сей день.
И про то, какой я была в детстве: маленькой, красивой и очень вредной.
Плакали мы много. Очень много. У меня глаза и нос до сих пор красными были и немного болели.
И именно на них Дэмис первым делом и обратил внимание, когда решительно переступил порог бабушкиного дома и оказался в залитой светом кухне с сумасшедшим ароматом булочек с сахаром и корицей.
— Доброго вечера. — Пожелал он, переводя взгляд с сидящих за столом меня на бабушку.
Кот, Феликс, тоже за столом сидел — на одном из деревянных стульев со спинкой и вязаной круглой сидушкой. Ну, как сидел… лежал, свернувшись клубком и объевшись сметаны. И мурлыкал.
Я, поддавшись порыву, рассказала бабушке обо всём, что только вспомнила, так что на появление Дэмиса она отреагировала очень даже дружелюбно:
— Здравствуй, муженёк. — Старушка задорно подмигнула и пододвинула к нему поближе широкую тарелку с булочками-завитушками. — Чаю с нами отопьёшь иль тебя чем посущественнее покормить?
Дэмис, каким бы гордым не был, всё же не смог удержаться и бросил взгляд в сторону печки.
И это, собственно, было красноречивее любых слов.
В итоге бабушке Орви утянула не сопротивляющегося Дэмиса к столу, я поднялась и быстренько наложила ему в глубокую тарелку мясную похлёбку. Она, к слову, получилась такой вкусной, что даже я две тарелки навернула.
Я протянула своему… мужу кусок чёрного хлеба, бабушка — ложку.
— Благодарю, — он осторожно всё взял и под нашими заинтересованными взглядами осторожненько так почерпнул похлёбку, попробовал…
Пожевал, проглотил и решил:
— Очень вкусно.
Мы с бабушкой обменялись довольными взглядами и, не смотря на то, что поговорить хотелось о многом, дали Дэмису спокойно поесть, не отвлекая его своей болтовнёй.
Глава 49
— Я смотрю, вы сдружились. — В итоге он первым и заговорил, когда в тарелке уже почти ничего не осталось.
Даже отвечать на это не стали, всё и так было ясно по нашим заплаканным, но всё равно довольным мордам.
Раэр кивнул, верно расшифровав отсутствие ответа, отодвинул от себя тарелку, сложил руки на столе и по очереди оглядел нас.
И вот точно же гадость какую-нибудь скажет…
Он и сказал:
— Я поругался с твоими родителями. — Это мне, да, если кто не понял. Бабушке он сказал примерно то же самое: — И с вашим внуком тоже.
А внук, насколько я помню…
— Поругался с правящим айэром? — Переспросила я раньше, чем бабушка успела что-нибудь вставить.
Дэмис повернул голову и спокойно взглянул на меня. В моём взгляде на него не было и намёка на спокойствие, там был… страх!
Страх за Дэмиса.
Я сама от себя не ожидала, но в последнее время мы с ним слишком сроднились, чтобы я могла спокойно воспринимать любые угрозы касательно него.
Бабушка, к моему невероятному удивлению, беззаботно поинтересовалась:
— Опять дворец разнесли?
И, главное, тон такой ленивый, словно вот вообще ничего не произошло.
