… Три, длинный гудок…он, не возьмет… он, зол на тебя…
- Да! — грубый голос из динамика, оповестил, что все-таки хозяин номера со мной решил поговорить.
- Я, не имею право просить у тебя помощи… Но она… она сейчас, мне очень нужна… брат… Я, нуждаюсь в ней… — в трубке словно раздавалось, эхо тишины. Спокойно разливалась в динамиках наших телефонов…
- Что нужно сделать?
- Забери всю мою работу, на себя. На пару с Алиной… Она многое выяснила в клубе, тебе будет легче. Я… Я не знаю сколько меня ни будет.
- Это все?
- Да.
Усмехнулся, когда раздались в телефоне оглушающие сброшенный гудки в кромешной тьме и тишине. Он все понял… Но навряд ли правильно… «Главное, что согласился, Тим». Я, и не сомневался в нем. Он — мой брат…
- Прости… — прошептал в тишину и откинулся затылком, упираясь в стену. Закрыл глаза, проваливаясь глубоко в себя как в какую-то черную бездну. В звенящую в ушах, закрученную воронку времени.
Тимуру -10 лет. Казахстан. 2000 год.
— Какого хрена, ты вел себя как придурок? Ты видел какие телочки были? — бесновался на всю улицу, Мишка.
Мой единственный друг с детства. Наши дома, располагались напротив друг друга. Познакомились еще в садике. Оказались спервоначала в одной группе, а потом и в первом классе. Как-то завелось, что сидим вместе за одной школьной партой, ходим в школу и домой тоже вместе. Да еще и объединяло, что одного и того же возраста, дома имелся — персональный ясли.
Поморщился, вспоминая маленького дьяволенка.
- Че, ты скривился? Я, разве не прав? Не прав?! — развел руки в стороны и уже опережая меняя, шел спиной вперед, заглядывая мне в лицо.
Вышагивал, безразлично поглядывая по сторонам. А, да, совсем забыл, еще и приходилось выносить нытье друга.
- Ну сам не захотел, мог бы мне подсобить?! Но нет, ты обосрал мне всю малину… — подтянув лямку школьного рюкзака на плече, вздохнул громко, показывая, что пора бы уже заткнуться.
- Ты, так и будешь идти, и молчать?! — я бы и тебе посоветовал того же, но решил воздержаться от поучающих реплик. Он бывает крайне обидчивым, малым.
— Вот, блядство! — усмехнулся вслух на его ругательство, протягивая уголок губ вверх.
- Я, вообще не понимаю чего ты завелся. На хрен они тебе сдались? Там пробы уже негде ставить. — безэмоционально выдал, указывая на элементарные вещи.
Друг, резко остановился и с открытым ртом взирал на меня. Снова вздохнул устало, и запустил руку в волосы, ероша их.
- Ну извините… Я не такой избалованный и излюбленный, как ты! Я, хочу телку! Взрослую, мать твою! С твоим небрежным лоском и высоким ростом, от девчонок отбоя — нет!
- Да тише, ты. Не ори!
— А что, не ори? Ты, придурок! Какого черта, ты им сказал сколько нам лет?! Мы, не выглядим на десять! А на пятнадцать, они были готовы! Ты видел, как они терлись об нас?
- Скорее ощутил — хмыкнул и запрокинул голову к небу. Прищурился от яркого, весеннего солнца.
- Да у меня, до сих пор стоит!
— Все! Закрыли базар! Хватит ныть. Иди, вернись к ней! Только потом, не жалуйся мне, что у тебя не стоит или с него течет. Заебал… — ускорил шаг, в желание избавиться от бессмысленного нытья. Но он к сожалению не всегда замечает его, и чересчур перегибает палку.
— Тим, ладно, забыли. Не тем местом думал.
- Ага — лучшее его качество — быстрая отходчивость.
Я, вообще не понимал, что он в них нашел. Ну и что, что девчонкам по восемнадцать лет?! Опыт? Ну так опыт и в четырнадцать уже не плохой. Взять ту же, Маринку… Огонь девчонка.
Мне в принципе чужды были все эти эмоции. Сколько себя помню, был холоден и отстранен. Как-то с детства так… Помню в начальной группе, отложилось на задворках.
«- Он, здоровый у Вас?
- Конечно, Василиса Геннадьевна! Что, за вопросы?! — возмутилась мать.
— Не поймите ни правильно… Он, очень странный… Всегда молчит, взгляд исподлобья… тяжелый. Я не видела, чтобы как все дети игрался, смеялся или плакал. Что уж таить — развела руки воспиталка.
— Все дети, разные! Да, он у нас спокойный и серьезный! Это что, болезнь?! — родительница перешла на фальцет.
— Нет, но я Вам советую сходить с ним к психологу.»
Тогда, мать, забрала меня с того сада и перевела в тот, где я, и познакомился с Михай. Но и там, родительнице, тактично начали указывать на мое странное поведение в таком возрасте. Отец, ей, посоветовал дотянуть до школы и не дергать снова меня.
Не знаю… Чувствовал ли я, что со мной, что-то не так? Наверное, временами — да… Видел, как некоторые от ерунды приходят в восторг. От печали или боли — плачут. Грустят, любят, восхищаются. Ничего такого, я, не чувствовал и ни ощущал… кроме своей семьи. Отца и матери. И то… иногда и по отношению к ним был выдержан.
Неосознанно, что-то двигало мной. Вроде и желал потянуться к людям. Вроде, хотел наладить контакт, но как-то сразу незадалось. Сад, школа — все оставалось для меня непонятным дерьмом. Только дома мог почувствовать, что я в безопасности. Расслабиться и быть самим собой. Только с двумя любящими сердцами, я мог открыто и искрящейся от радости, открыто разговаривать.
Однажды в один момент, почувствовал сильный толчок в районе груди. Да такой, что жар разлился внутри. Помню пылал, и отчего-то краснел. Помню, как пока никто не видел, стирал набежавшие слёзы с глаз. В тот странный и необычайный день для меня, родился мой родной брат — Руслан.
Это было, выбивающие… обескураженно… Я ведь вообще не чувствовал к нему ничего пока он был у матери в животе. Трогал, гладил, но не понимал, от чего они так радуются?! Смотрят потерянно на меня. Что хотят понять, увидеть? И стоило мне отойти или оторвать руку от живота, видел разочарованный взгляд, родительницы. Словно, желала увидеть проблеск надежды в моих глазах. Хоть какую-то эмоцию.
Когда после роддома они вернулись домой, я долго вечером, стоял над ним. Смотрел и изучал. Взирал на эту крохотную игрушку и не понимал… не понимал, этого восторга в душе. Этого тепла… Смотрел, наклонив голову набок, и гипнотизировал взглядом. И он… И словно он, знакомился со мной. В тот вечер не меньше полу часу мы ни отрываясь, смотрели друг другу в глаза. И словно… Словно общались… Я не мог этого объяснить, но будто на подсознание разговаривали друг с другом. Тогда я окончательно решил, что я — псих. Плюнул на все, выбежал с его детской, хмуря брови и думая только об одном:
«Не приближаться к этому странному существу… Не приближаться».
И вроде, что я мог понять в свои пять лет? Но внутренний голос, нашептывал — я все осознавал.
Я, помнил себя с двух лет. Каждое воспоминание и событие. Когда об этом узнали мои родители, жутко удивились. Я тогда пожал плечами и подумал: разве так не у всех? Рано начал ходить, разговаривать, вести серьезные беседы. От того окружающие дико смеялись, умиляясь мной. А мне, казалось это странным. Чего смешного? Почему смеются надо мной!? И тогда, когда словил серьезный и задумчивый взгляд отца с матерью, я, просек, что они меня услышали… они меня почувствовали… И тогда, уже в свои четыре года, решил не распыляться на чужих.
