— Чертов стратег! — злостно шипела его сестра, когда вышли из здания — Всегда таким был! Всегда вставлял мне палки в колеса!
— Заткнулась! — рявкнул на нее, не обращая внимания на окружение и ее опешившую рожу — Закрой пасть, и при мне никогда не открывай, чтобы унизить или оскорбить моего отца. Уяснила? — хлопала глазами не могла вымолвить и слова.
— Отвечай!
— Да…
— Через три года отдам половину, как договорились. Надеюсь, найдешь еще кого-нибудь, чтобы развести на «лаве». Только смотри, аккуратнее с этим.
— Тимур, ну погоди — положила руку мне на плечо.
— Не прикасайся ко мне — исподлобья на нее глянул, и медленно процедил. Не знаю, что она увидела, но руку испуганно скинула.
*****
Похоронили родителей никому ничего не сказав, и не позвав. Вдвоем… Мы были с ним вдвоем. Наше решение, и мы имели на это право.
Родителям — отца, было насрать на него пол жизни… Сестра, продала его за деньги… Друзья, гуляют, тусуются. За все это время, всего лишь пару человек позвонили, чтобы поинтересоваться нашим состоянием. Пару слов, вроде того:
«Держитесь. Все будет хорошо».
Хорошо? Хорошо, блядь? Мы родителей потеряли, а у них будет всё хорошо! Я тогда положил трубку, не сказав ни слова.
Брат, дрожащий и потерянный так и не проронил ни одной слезы. Неверяще смотрел на их рядом стоящие памятники, и словно вел с ними разговор в себе.
Погода была ни к черту. Дождь, грязь, грозовое небо над головой. Стояли в грязи все мокрые.
Сколько мы тут? Не знаю… Казалось, пол дня, а то и больше… Начинало смеркаться, а мы стояли не шевелясь, так и не желая отсюда уходить.
Видел как у брата губы тряслись, подбородок. Казалось плачет… Вот сейчас плачет, прощаясь с ними. Но то ли это дождь, то ли слезы, тогда я так и не понял это.
— Веришь? Веришь, Тим, что их нет? Веришь, что тут нет никого с нами? Они ведь называли их семьей… Они, любили их… А что в конце? Только мы? Разве они заслуживают этого… заслуживают, брат? — пока говорил, ни разу не кинул взгляд на меня. Неотрывно смотрел на портреты родителей, содрогаясь всем телом.
— Нет… не заслуживают. Но я уверен, что им хорошо и от того, что мы только вдвоем тут. Больше всех они любили, нас… И мы, тут… — слезы потекли, когда брат нагнулся, и скрюченными руками зарылся в грязь на их могилах. Голова повисла тяжелым грузом и казалось, что в этот миг он потерял рассудок. Раскачивался вперед-назад и мычал как затравленный зверек.
— Ммммм…. Мммммм. Мммммм….
— Ты делаешь, мне еще больнее… Умоляю, поехали домой…
— Их там нет… Зато они здесь… Я тут… Ты поезжай — замотал головой, хотя он этого не мог видеть.
— Нет, не позволю… — пошел к нему, взваливая на свое плечо.
— Отпусти — обессиленно сказал у уха. Чувствовал, как тело его обмякает в моих руках… как силы покидают… как пачкает меня и без того грязного, руками и ногами, прислонившись ко мне.
— Не в этой жизни, братишка…
******
Изо дня в день, меня не покидали муки совести. Я не помню того, чтобы хоть один день прошел в спокойствие и в дружбе со своей башкой. Каждый божий день, я корил себя, что виноват именно я… Прошло пол года, а я так и не мог погасить эту жгучую агонию, которая пожирала языками пламени мой мозг и внутренности.
Я старался забыть и забыться. Старался окунуться с головой во что угодно, но лишь бы не чувствовать свою вину перед родными людьми. Родителями и братом…
Я оставил, его без них… Я ведь чувствовал в тот день… Я так мощно чувствовал, но решил отговорить их, чтобы не нянчились со мной. Чтобы не беспокоились из-за меня.
Практически все время… Каждый раз… Одни и те же вопросы:
«Что было бы, поедь мы втроем домой? Может, отца сняли бы с гонки…? Может потеряли бы только его…?».
От безвыходности, что только не приходило в башку, и меня с каждым разом сжирали эти вопросы. Они как селезень, который пожирал внутренности… прорывал черную дыру внутри меня. Одни и те же вопросы…
«Что было бы, поедь мы втроем домой? Может, отца сняли бы с гонки…? Может потеряли бы только его…?». Прокручивалось из раза в раз, как песня с пленки.
Со всей дури хлопнула входная дверь, тем самым, извещая, что брат пришел. Шумно вздохнул, настраиваясь на разбор полетов.
Сегодня мне снова сделали выговор в школе. И снова, мне предстоит устроить ему выволочку. Зажал переносицу, готовясь к апокалипсису. Чем старше, тем тяжелее становился этот ребенок.
Но тут было кое-что еще… Смерть наших родных. И это все наслаивалось друг на друга…
Я каждый раз замечаю, как он себя ведет, как разговаривает… И мне… мне, это совсем не нравилось… Я не хотел в его лице видеть себя… Я всеми силами старался из него сделать другого человека, но он будто чувствуя, видя мое нутро, целенаправленно походил на меня.
Он пустой… как и я… Мы, как два разбитых и пустых сосуда. Склеили друг друга, но не стали целостными. Не остались без шрамов…
Я всеми силами старался показать ему пример, старался чему-то научить, или где-то напомнить, чему нравоучали родители. Всеми силами пытался откинуть его на другой путь. Не хотел его видеть рядом. Не хотел его, похожего на себя. Не хотел показывать свое истинное лицо ему… Не хотел показывать свою мглу. Ему этого не нужно…
Я сам щегол, ничего не понимая в воспитание. Не зная каждый раз, как к нему подойти, что на то, или на это сказать. Так, чтобы услышал, послушал меня… Ему нужна ласка… Родительская ласка… Видел эту безвыходность в его глазах. Этот огонечек скорби и тоски. Но у него есть только я… Поэтому, как-то приходилось и обнять, и поддержать, и где-то на орать.
— Привет — прошел к нему в комнату — Что опять с настроением?
— Отвали! — сумбурно переодевался в потертые шмотки. Понятно… К дяде Паше в гараж.
— Разговор есть — украдкой, не дружелюбно посмотрел.
— Говори раз есть.
— Рус… мне в школе опять пожаловались… Когда это уже прекратиться? Откуда в тебе это взялось? М? Откуда, циничное отношение к людям? Почему постоянно огрызаешься? Почему со всеми свысока разговариваешь? Ты ничем от них не отличаешься! Ничем не лучше! Пренебрежительное отношение к учителям! — и тут меня прорвало.
Видел, как одевается и посмеивается от каждого моего слова. Не из-за меня, а вижу, что вспоминает каждое слово и действия направленное в чужую сторону…
— Ты заебал со своими выкрутасами! Пол года одно и то же! Пол года! Все! Больше выговоров не будет! Если еще одно замечание, взрослых в школу! Слышь, малой? Взрослых! — нагнулся к нему и оттянул за загривок, заглядывая в его колючие, полные ненависти, глаза.
— Мне за ней опять бежать? Что бы она кому-то сопли подтерла после твоих фокусов?! А? — заорал в его лицо.
