– Ты меня учить вздумала?
Я бестрепетно встретила папашин гневный взгляд.
– Торговать мной – можно, а выслушивать мое мнение не обязательно? Папенька, этот этап мы уже прошли. Можете передать Алябьевым, что меня их предложение не интересует.
– Может, подумаете еще раз, Мария Ивановна?
Я медленно повернулась.
За моей спиной стоял Симеон Михайлович Алябьев, собственной юртовской персоной. И рядом с ним мужчина, напоминающий более молодую кальку с отца. Только некачественную. Явно бумага, на которую сводили рисунок, была рваной и туалетной. Те же черты лица, но красные прожилки, желтоватая кожа, тусклые глаза… Алканарий. И наличие высокого титула лучше парня не делает. Вот ни на минуту.
– Добрый вечер, Симеон Михайлович, Кирилл Симеонович…
Кирилл Симеонович подхватил мою руку и запечатлел на ней поцелуй. И разразился потоком комплиментов.
Он восхищен, я очаровательна, если я подарю ему танец, следующие несколько лет он будет самым счастливым человеком во всех мирах.
Пришлось разочаровать.
– У меня траур, Кирилл Симеонович. Я не танцую.
– Тогда я могу показать вам парк…
Знаю я, какие ты парки будешь показывать. Перебьюсь.
Я отбивалась и ждала, пока закончится музыка… ну наконец-то!
Рядом материализовался Романов с дамой. Мило улыбнулся – и отбил меня от этой своры. Взял под руку и предложил пройтись.
Разумеется, я согласилась.
Ага, ненадолго.
Девушки, милые, благословите тех, кто придумал колготки! Святое дело люди сделали, истинно святое!
А чулки!
Да на подвязках…
Не на резинках, нет, не те, которые на силиконе и так удачно за чулок цепляются! На эротических, мать их за ногу, подвязках с бантиками, которые реально завязываются на ноге. Не доводилось?
Ваше счастье!
Везучие вы люди, и сами того не понимаете. Потому как развязываются эти экологические чистые чулочки очень легко, а ежели у дамы из-под платья чулок выпадет – это даже не позор, это предмет для вечного припоминания и ехидного шепотка за спиной. И через сорок лет не забудут.
Пояс для чулок?
А вы на эту конструкцию вблизи посмотрите. Жесткой фиксации, увы, здесь не предусмотрено. Нет здесь пока ни кнопок, ни молний, все на пуговичках да на ленточках. Сугубо натуральное – и ни фига не держится!
Пришлось покидать кавалера и отправляться в дамскую комнату.
Там-то меня и поймали.
Чулок я подвязала и даже комнату задумчивости навестила – на всякий случай, а на выходе…
– Мими!
Ёжь твою рожь!
– Зизи? – вспомнила я эту побрякушку.
И прищурилась. Ласково так, по-доброму… ты меня, паразитка, к Милонегу затащила! С меня причитается, не знаю, как лучше должок отдать – то ли по ребрам попинать, то ли по печени. Хотя…
Это мне – медвежья услуга, а Мария Горская могла и благодарить со слезками. Она-то любила козла…
Раздражение накатило и схлынуло. И «подруга» уже вцепилась мне в руку.
– Мими, куда ты пропала? Столько слухов ходило, столько разговоров…
Я пожала плечами.
– Думаю, какие-то слухи ты лучше меня знаешь. Я вышла замуж, живу в имении супруга.
– О-о… А у Храмова было свое имение?
Ага, то есть имя супруга мы тоже знаем. И чего тебе тогда?
– Зизи, у моего супруга было несколько имений. И хорошие интересы на Урале.
– Так это правда, что он Демидова сожрал?
И такие наивные круглые глаза, и реснички хлопают, поднимая ветер… меня тут дурой считают? Видимо, да.
– Откуда сведения?
– Ой, я не помню, Лили Шуйская говорила, кажется, или Мими…
– Врали.
– Правда?
– Зизи, как мой муж мог сожрать Демидова, если он умер раньше?
На личике девушки мелькнуло разочарование. Действительно, недочет.
– А-а…
– Вот я могла сожрать Демидова, – оскалилась я.
– ТЫ!? НО КАК!?
Прогресс. Первая искренняя эмоция за весь разговор.
Настала моя очередь похлопать глазками.
– Сибирь, понимаешь. Дикие люди, стаи медведей бегают, кто не успевает спрятаться, того сжирают прямо на площади, перед управой… Вот загнали нас с Демидовым в один подвал, день сидим, два сидим, на третий я его убила и съела…
– Ах-х-х!
Я добавила в голос истовости записного каннибала.
– А потом и обнаружила, что одной стены у подвала нет. Пришлось домой топать.
Зизи поняла, что над ней издеваются, – и надулась.
– Мими! Как это некрасиво с твоей стороны!
– А со стороны моей подруги красиво мне и записочки не прислать?
– Куда?
– На адрес супруга, вестимо. Глядишь, и уцелел бы бедный Демидов. Особенно если к письму хоть корочку хлеба приложили бы. Сидела б я в том подвале и грызла ее, печально так…
– ФИ!
Издевательство окончилось закономерно, «лучшая подруга» задрала носик и вышла вон.
Я послала ей ядовитую ухмылку и принялась неторопливо мыть руки. Сейчас, еще прическу поправлю – и можно опять в гадюшник. Дайте только с духом собраться.
Ага, размечталась.
Не дали.
* * *
Я так буду бояться в туалет сходить, определенно.
Выходишь из кабинета, идешь по коридору, а тут перед тобой – Матвеев воздвигается.
– Мария Ивановна.
– Матвей Иванович.
Пришлось по всей форме реверанс делать. Интересно, где он тут в засаде сидел?
– Вы мне не уделите пару минут для приватного разговора?
Я подняла брови.
– Вы уверены, что сейчас подходящее время?
– Мария Ивановна, я пытался встретиться с вами…
– Но?
– Романов весьма не одобрил подобные намерения.
Я хмыкнула.
Вот не знала… но вообще-то могло быть и так. Если Матвеева крепко взяли за задницу на его делишках…
То ли он крутил с ученым, то ли не он… а вот дочка его точно засветилась, словно новогодняя елочка. Кстати говоря!
– Как ваша дочурка поживает?
Матвеев покривился, словно я ему лимон на рану выдавила.
– Мария Ивановна!
Я улыбалась вполне невинно.
