Что им останется – сейчас?
Хотя Александр и так знал ответ.
Ваня и Петя, Нил и Андрюшка. Четыре человека, за которых он теперь в ответе. И пока они не войдут в возраст, не смогут сами за себя постоять…
Он любого за них порвет. Были они Машенькиной семьей – будут его родными. И точка.
И никто не посмеет на них даже косо посмотреть. Иначе получится, что Машенька умирает сейчас – бессмысленно. А такого никак нельзя допустить. И смерть ее в разуме не укладывается… Господи, за что?
Нагрешил я – так возьми меня! Меня и карай, хоть в вулкан засовывай! А ее-то за что?!
За что!?
Слезы текли и текли, безжалостно и бесконтрольно.
Маша, Машенька…
* * *
– Ваня, она…
Ваня злобно сопнул носом. Подумал и вытер нос рукавом, наплевав и на платок, и на хорошие манеры, и на стоимость пиджака.
Какое теперь это имеет значение?
Маша… он и думать об этом не хотел, но подозревал, что от его отношения ничего не изменится.
– Не знаю.
– Я тебе что – ребенок? – окрысился брат.
– Сам должен понимать, если не маленький! – рявкнул Ваня. – Может, и есть еще шансы…
– Какие?
– Не знаю. Петя, я просто не знаю.
– И что мы теперь будем делать?
– Едем домой. К малявкам.
– К Нилу и Андрюшке?
– Именно. Думаешь, Маша хотела бы, чтобы мы их бросили на произвол судьбы?
– Да там нянек две штуки…
– Нянька – это нянька. Не родной человек, – наставительно высказался Ваня.
– А может…
– Ты знаешь, куда ее отвезли?
Петя понурился. Не знал.
– Нас туда точно пустят?
– Мы же…
Петя вскинулся и потух. Ваня кивнул.
– Дошло, вижу…
– Но мы ведь…
– Да, Маша считает нас своей семьей. Но то – Маша. А остальные? Ее папашка гнусный?
– Хорошо ты ему засветил!
– Надеюсь, хоть ненадолго, урока хватит, – злобно проворчал Ваня. – Если так подумать… нам сейчас надо готовиться бежать, Петь. Быстро и далеко.
Брат помотал головой, словно пьяный конь. Потер волосы, безжалостно разрушая прическу, уложенную бриолином.
– Не понял? Почему?
– Потому что Маша была силой, к ней могли прислушаться. А мы с тобой кто такие?
– Эм-м-м…
– Правильно. Мещане Синютины. Этого слишком мало. Как ты думаешь, что сделает Машин папашка?
Глаза Пети расширились в понимании страшного.
– Ванька… ой… ёжь твою рожь!
Любимое Машино высказывание оказалось подозрительно заразным. Несчастного ежа принялся поминать и Петя.
– Молодец, возьми с полки пирожок. Видел, как он выскочил, паскуда старая?
– А то ж…
– Примазаться захотел. Как же, отец, ёжь его рожь, лично деточку на руках таскал, все детство обожал, замуж мечтал выдать… продать подороже, с-собака…
Ваня почти шипел. Но повод был железобетонный.
Действительно, князь Горский сориентировался практически мгновенно. И следующее, что он сделает…
– Он захочет… детей?
– Не просто детей, Петенька. Наследников, понимаешь? Нас-лед-ни-ков!
Петя шипеть не стал. Но выругался в три этажа с чердачком, вспомнив все, чему научился в голодном отрочестве.
– Ублюдок…
– Именно, братик. А значит, что нам надо?
– Что надо?
– Домой и к детям. Как можно скорее.
– Ваня, мы же ничего не сможем, если он захочет забрать детей…
– Сможем, – отмахнулся Ваня. – Сможем. Пока Маша жива, он ничего сделать не должен, но вдруг? Надо срочно домой и написать Благовещенскому.
– Александру?
– Петька! Начинай ты думать! Старшему!
– Зачем? О чем?
– Виктор Николаевич – человек серьезный. А о чем написать? Так Андрюшка же, считай, его внук. С Машей они только случаем не породнились… думаешь, выпустит мальца из рук?
– А это не окажется из огня да в полымя?
Ваня сник.
– Не знаю. Петя, я правда не знаю. Но если он Александра как родного сына воспитал, то и Андрейка тоже его, получается. А мы уж рядом… мне ничего не нужно, но чтобы от детей не погнали. Маша бы этого хотела, сама понимаешь…
– Мы ей хотя бы этим обязаны, – согласился Петя. – Вань, думаешь, справимся?
– А выбора у нас нет. Обязаны. Ты вспомни, как мы без нее жили… сдохнуть – и то лучше было бы.
Петя невольно коснулся ноги.
– Вот-вот, – кивнул Ваня. – Бились целый день, даже и не понимали, куда что уходит. Машка нас из этого круга вырвала, а мы ей, самое малое, можем долг отдать. Позаботиться о мальцах, рассказать им, какая она… была.
Последнее слово Ваня произнес уже со всхлипом.
Ну что значит – была!? Разве можно так говорить о Маше?
О его веселой, умной, деловой сестричке, которая никогда не унывала, никогда не сдавалась и всегда, всегда повторяла одно и то же: «Мы живы? Все остальное поправимо!»
А сейчас она лежит, и к ней даже нельзя.
И исправить ничего нельзя. И…
– Вань, ты чего?
Усилием воли Ваня взял себя в руки. Губу, кажется, прокусил до крови, ну и плевать. Он даже не заметил. Какая разница, отчего во рту солоноватый привкус – кровь или слезы?
Неважно.
– Ничего. Чтоб этим Шуйским…
Петя прослушал речь брата до конца. И горячо поддержал.
– Да, их… в … и там … утрамбовать!!!
Но ругайся, не ругайся, Машу это вернуть не могло.
* * *
Дома Ваня написал несколько строчек, кое-как запечатал конверт и отправил со слугой.
Долго ждать не пришлось.
Виктор Николаевич прибыл, не прошло и получаса. Буквально вылетел из экипажа, как был, в халате поверх жилета, а следом за ним мчалась Александра Александровна.
Вся растрепанная, в простом домашнем платье, явно не для выхода на люди, встревоженная…
– Что случилось?!
– Ваня, что происходит?!
Ответить на этот вопрос был и просто – и невероятно сложно. Ваня справился, коротко описав все, что произошло на площади.
Супруги Благовещенские переглянулись.
