Действительно, колье сияло незамутненным серебром, камни не светились, оставались тусклыми… как драгоценные камни, конечно, но – обычными. Глубокими, темными.
Если бы происходило нечто… богопротивное…
Александр не знал, как именно заговаривали эти распятия. Не знал, что с ними делают святоши. Но если бы Маша была проклята или поучаствовала в «черных» ритуалах – распятие начало бы светиться.
И погасить его было бы невозможно.
Обмануть, подделать реакцию, убрать ее – невозможно!
В таком случае срочно вызывали специалистов из храма, а дальше уж по обстоятельствам. А сейчас как?
Нет, не понять…
– Никакой магии не отмечено?
Оба доктора плотоядно уставились на Благовещенского. Тот поднял руки вверх, показывая, что сдастся сам.
– Готов пройти любые испытания и анализы, но я ничего не делал. Слово чести.
Взгляды притухли. Не до конца, вдруг да сделал что-то? Просто не осознал, что именно сделал? Бывает же такое?
Бывает.
Но это можно будет еще потом выяснить.
Доктора переглянулись и направились к приборам.
Увы…
После долгих мучений те… ничего не показали.
Не было магического воздействия. Не было, вообще не было, Марию Храмову просто поддерживали магией, но это-то стандартно! А посторонних воздействий не было.
В чем-то верно, Нил действовал не магией.
Кровь Полоза взывала к крови, это не магия, это немного другое. Вот и не зафиксировали приборы. Так ухо не может услышать ультразвук. Почувствовать может, где-то на грани, а вот услышать, что в ультразвуковом диапазоне сказано, – нет.
Вот если бы в палате велась фотосъемка или видеосъемка – дело другое. Но до них мир еще не дозрел. Так что остались и Ваня, и Нил вне зрения докторов.
Ваню даже и не рассматривали.
Пришел брат. Он мещанин, никакой магии в нем нет, это каждый видеть может.
Принес малыша. Малыш, правда, маг… Кажется. Это еще проверять надо. Но ведь три года! Что он там может понять? Это даже не смешно!
Чушь какая-то.
И все это предстояло доложить Романову.
* * *
Игорь Никодимович появился быстро.
Прошел в палату, посмотрел на Машу, которую недавно переодели, на кучу простыней, которые еще не убрали… и вид у простыней был грустный. Испятнанный ржавым, рыжим, желтым…
– Что она еще натворила?
– Что значит – еще натворила? – ощетинился Благовещенский. – Игорь Никодимович, позвольте…
Романов только рукой махнул.
– Успокойтесь. Я ее ни в чем не обвиняю, но что Мария могла сделать по недомыслию…
– Ничего не могла, – отчеканил Александр. – Потому что не делала. Ей было некогда.
Романов покачал головой.
– Александр, вы неправы. Само по себе подобное не происходит, поэтому, когда княжна очнется, мне хотелось бы с ней поговорить…
– О чем? – агрессивно поинтересовался Александр. – О том, как она на грани смерти побывала?
Романов развел руками.
– Вы должны понимать, это может быть полезно…
Александр ссутулился, словно из него часть скелета выдернули, и опустился на стул.
– Полезно… Игорь Никодимович, а вам никогда не приходило в голову, что Маша – тоже живой человек, у нее есть дела, интересы, желания…
Романов покачал головой.
– Нет. Буду откровенен, Александр, для меня сейчас речь идет о моей дальнейшей жизни. Я сильно прокололся с Шуйскими.
Если Романов ожидал отрицаний и заверений, мол, это не так, все будет хорошо, вы ни в чем не виноваты…
Не дождался.
Александр молча кивнул и стал ждать продолжения.
– Мне бы не хотелось в отставку. А княжна Горская может оказаться полезна…
– А она что за это получит?
Романов сделал невинное лицо.
– Тихую и спокойную жизнь.
– После смерти?
– Стоит ли так утрировать?
– Стоит, – отрезал Александр. – Давайте определим временные рамки, Игорь Никодимович.
– Я не могу их определить, все решает только государь.
– А вы попробуйте, – мягко надавил Александр. – Речь идет о вашем будущем, не так ли? Маша может дать вам нечто, позволяющее сохранить должность и место, допустим. Но все должно укладываться в четкий период времени, например месяц. А потом мы уезжаем, и никто, ни вы, ни государь, ни сам Господь Бог, нас не останавливает.
– Куда уезжаете?
– Не за границу, – усмехнулся Александр. – Исключительно в Березовский.
Романов задумался.
– Вас и там могут в покое не оставить.
Александр ответил милой и доброй улыбкой голодного уссурийского тигра.
Пусть приходят. Это – не дворцы, в тайге проще. Закон – тайга, прокурор – медведь, присяжные – волки. Обращайтесь в любую инстанцию, мы не против… зверье кормить надо.
– И генерал-губернатором вы уже не будете.
– У меня есть деньги, у моей супруги есть идеи, сложим все это воедино – нам хватит, – отрезал Александр. – Так что?
Романов подумал.
– Я не могу отвечать без согласования с его императорским величеством.
– А я могу твердо предсказать, как поступит Маша. Она моя невеста, я ее знаю и люблю. – Александр не собирался уступать. – Согласовывайте, делайте что пожелаете, Игорь Никодимович, но я хочу знать сроки. В противном случае…
– Вы мне угрожаете?
Благовещенский выдержал взгляд непосредственного начальства, даже не моргнув.
– А вы? Вспомните, Игорь Никодимович, вы тоже были там, на площади.
Романов перестал давить и задумался.
– Ладно. Я поговорю с его императорским величеством. Сегодня же, когда буду докладывать о состоянии госпожи Храмовой.
– Буду вам очень признателен.
Романов кивнул.
Вслух это сказано не было, но мужчины все понимали. Фактически состоялся торг, и решение было принято.
Месяц.
Потом княжна выходит замуж и уезжает. А что там будет в столице… ее это уже не касается.
* * *
– Игорь Никодимович, это ведь…
Доктор аж задыхался от волнения. И можно его понять.
Реакция княжны Горской действительно была – АХ! И слов других не находилось. Решительно.
Сепсиса нет. Магии нет. Но она – выздоравливала?
