Второй вопрос заключается в следующем: является ли Южно-Китайское море само по себе – то есть его воды – международными водами (открытым морем, если выражаться юридическим языком) или национальной территорией Китая? Это вызывает озабоченность стран региона, тех государств, чьи торговые маршруты проходят по его водам, коммерческих судоходных компаний и военно-морского флота разных государств. Доказывает ли «Карта девяти пунктиров», что 90 % всей акватории Южно-Китайского моря является территориальными водами Китая? Оригинальная карта издания 1947–1948 гг. называется «Карта китайских островов в Южно-Китайском море». Совсем недавно официальный представитель министерства иностранных дел Китая заявил, что «Китай обладает неоспоримым суверенитетом над Южно-Китайским морем» и также над островами, а китайские юристы утверждают, что Китай имеет «власть над Южно-Китайским морем».
Большинство государств строит свои претензии по морским делам на основе Конвенции ООН по международному морскому праву 1982 г., подписанию которой предшествовали переговоры более 150 государств, продолжавшиеся 14 лет. Но утверждение Китая о том, что девять пунктиров являются государственной границей, которая окружает само море, основывается не на Конвенции по международному морскому праву, а, как говорит Пекин, на «историческом требовании» с «обоснованием в международном праве, включая общее право открытия, владения и исторического правового титула (названия)». Другие государства отвечают, что международное право «не признает историю как основание для морской юрисдикции». С этой точки зрения, чтобы подтвердить свою позицию, Китаю пришлось бы осуществлять эффективный суверенитет над Южно-Китайским морем в течение длительного и устойчивого периода времени и хорошо известным способом. Некоторые скажут, что в дальнейшем Китай сможет заявить о своем долгом суверенитете и использовании, построив и сохранив укрепленные позиции
[151].
Третий вопрос касается ИЭЗ – исключительной экономической зоны. Концепция ИЭЗ установлена упомянутой конвенцией по морскому праву 1982 г. ИЭЗ – это не территориальные воды, которые обычно простираются на 12 морских миль от побережья. ИЭЗ простирается на 200 морских миль от побережья. Для большинства государств ИЭЗ подразумевает только экономические права – на рыбные ресурсы в этих водах, месторождения нефти, газа и других полезных ископаемых на морском дне. Китай же полагает, что понятие ИЭЗ дает ему право контролировать корабли, которые двигаются по этим водам. Это сталкивает друг с другом две крупнейшие мировые военные державы – Соединенные Штаты и Китай. Ведь ключевой вопрос, который лежит в основе спора, по словам специалиста по международному праву Роберта Бекмана, заключается не в свободе мореплавания как таковой, а «в свободе осуществления военной деятельности в открытом океане»
[152].
Соединенные Штаты неоднократно говорили, что в споре вокруг Южно-Китайского моря не принимают ничью сторону и хотят только его мирного разрешения в соответствии с Конвенцией ООН по международному морскому праву. Китайцы называют эту позицию лицемерной, потому что из-за возражений в американском Сенате Соединенные Штаты сами эту конвенцию не подписали. Однако по вопросу свободы судоходства они занимают твердую позицию. Она заключается в том, что свобода мореплавания является непременным условием морского права – включая «свободу осуществления военной деятельности в открытом море». На этой основе американский военно-морской флот действует во всем мире, включая беспрепятственные проходы через Южно-Китайское море.
Китай, однако, настаивает на том, что иностранные флоты, действующие в исключительной экономической зоне Китая, должны получить его разрешение на вход в ИЭЗ – как в подразумеваемую ИЭЗ в Южно-Китайском море, так и ИЭЗ непосредственно у его побережья. В соответствии с позицией Соединенных Штатов, с которой, как правило, соглашается большинство других государств, корабли американского военно-морского флота могут, например, действовать за пределами 12-мильной зоны в районе Шанхая, не говоря Китаю «с вашего разрешения». Китай же отвергает эту идею, хотя, как это ни странно, он мог бы предложить китайскому военно-морскому флоту паритет – право действовать точно так же на расстоянии 12 морских миль от Сан-Диего или Лонг-Айленда.
В 2012 г. Китай установил контроль над Скарборо-Шол – образующей лагуну цепочкой рифов и скал периметром 46 километров, расположенной в 123 милях от западного побережья Филиппин, и закрыл доступ туда филиппинским кораблям (район получил название в честь британского чайного клиппера «Скарборо», который потерпел там крушение и затонул в 1784 г.).
У Филиппин не было возможности ответить на это с помощью военной силы самостоятельно. Поэтому они ответили с помощью единственного орудия, имеющегося в их арсенале, – Конвенции ООН по международному морскому праву. Они обратились с иском, оспаривающим «линию девяти пунктиров», в международный трибунал, основанный в Гааге в 2013 г. Вьетнам поддержал иск. В 2016 г. трибунал вынес свой вердикт – полностью в пользу Филиппин. Он отверг юридические и исторические претензии «линии девяти пунктиров». Китай сразу выразил несогласие с решением и дал понять, что не намерен признавать его, не говоря уже о том, чтобы принять его или «незаконные претензии» Филиппин. Решение трибунала ничего не изменило
[153].
На данный момент представляется, что не существует никаких действенных способов разрешить противоречия между государствами по этому вопросу. Пропасть слишком широка. Например, Вьетнам, опираясь на аргументы, использовавшиеся французской колониальной администрацией, утверждает, что его права восходят к 1816 г., когда королевство Вьетнам провозгласило суверенитет над островами Спратли. Китайцы отвечают, что эта претензия недействительна, потому что в те времена Вьетнам являлся государством, зависимым от Китайской империи, и потому не может требовать суверенитета над чем-либо. Борьба за Южно-Китайское море превратилась в то, что Роберт Бекман, специальностью которого является морское право в Юго-Восточной Азии, называет «игрой карт». «Карты рассказывают вам все», – добавляет он. Но их голоса звучат какофонией.
«Карта девяти пунктиров» может стать отправной точкой и определяющим документом для игры. Но в игре есть и другие карты. Например, на стене в покоях судьи Антонио Карпио в здании Верховного суда Филиппин на улице Падре Фаура в Маниле висит карта, опубликованная неким иезуитом в 1734 г. На этой карте современная лагуна Скарборо-Шол обозначена словом Panacot, которое в переводе с тагалогского языка означает «угроза» или «опасность». Почему это имеет значение? Потому что тагалогский – это основной родной язык на Филиппинах
[154].
