Через девять месяцев после вторжения один американский солдат откинул в саду ковер и увидел под ним крышку из стирофома. Он уже был готов бросить в погреб, который она закрывала, гранату, как вдруг внизу появился Саддам Хусейн с всклокоченной грязной бородой. Человек, который намеревался стать доминирующей фигурой в регионе, героем Ближнего Востока и повелителем нефти, скрывался в кроличьей норе под защитой нескольких автоматов и в компании чемодана, заполненного 750 000 долл. в сотенных купюрах
[253].
Оружие массового уничтожения, которое считалось обоснованием для нападения, не было найдено. Саддам действительно принял во внимание намек предыдущей войны и остановил работы по созданию ОМУ, но, очевидно, сохранил возможность быстрого повторного старта в случае отмены санкций. Он мог бы ликвидировать все обоснования для начала войны, если бы дал понять, что не располагает ОМУ. Но для него поступить таким образом значило дать сигнал своему народу об ошибочности его действий. Кроме того, существовала еще более важная причина для сохранения неясности относительно наличия ОМУ у Ирака – устрашение. Кого же собирался устрашать Саддам? Сотруднику ФБР, который его допрашивал, Саддам ответил на этот вопрос единственным словом – Иран
[254].
Позже Саддам был обвинен в преступлениях против человечества и казнен.
Глава 29
Региональная холодная война
Считалось, что Мохаммад Хатами не может победить в 1997 г. Среди иранского духовенства он считался деятелем умеренных взглядов и реформатором, но с небольшой избирательной базой. Однако разочарование жизнью при верховном руководителе Али Хаменеи, преемнике аятоллы Хомейни, было так глубоко, а изменения в демографическом составе населения так велики (70 % населения в возрасте до 30 лет), что на президентских выборах в 1997 г. Хатами одержал сенсационную и убедительную победу над кандидатом от консервативного религиозного истеблишмента.
Хатами пришел к власти с обещаниями либерализации общества, ослабления строгого контроля со стороны исламского духовенства, продвижения идеи верховенства права и реформирования экономики. Шокированные консерваторы, приближенные к аятолле Хаменеи, и его сторонники из Корпуса стражей исламской революции быстро начали кампанию срыва программы внутренних реформ Хатами и дискредитации его самого.
Хатами добился некоторых успехов во внешней политике. Он предложил «диалог цивилизаций» в качестве меры вывода Ирана из изоляции. Была даже проведена разъяснительная работа с Соединенными Штатами в этом направлении, но Тегеран и Вашингтон всегда находились в разных политических фазах и никогда не находили общей позиции для встреч. С точки зрения Вашингтона, любые договоренности следовало увязывать с терактом, имевшим место осенью 1996 г., – взрывом заложенной в грузовик бомбы у жилого комплекса «Хобар Тауэрс» в городе Хобар на востоке Саудовской Аравии, в результате которого погибло 19 американских военнослужащих и 372 человека получили ранения. США считают, что теракт был подготовлен Корпусом стражей исламской революции
[255].
Более того, пытаясь продвинуться в направлении разрядки отношений с Вашингтоном, Хатами вторгся в ту область, которая, по мнению исламских консерваторов, была запретной зоной. Верховный руководитель Ирана аятолла Али Хаменеи во время исламской революции был одним из ближайших помощников Хомейни и главой Корпуса стражей исламской революции перед тем, как стать президентом страны. Для него антиамериканизм был абсолютно необходимым условием выживания режима, фундаментом идеологии и легитимности Исламской республики
[256].
Несмотря на оппозицию внутри страны, Хатами делал шаги к улучшению отношений с Саудовской Аравией. Он использовал то обстоятельство, что тогда Саддам Хусейн был у власти, а Иран и Саудовская Аравия считали его общим врагом. Они подписали соглашение о широком сотрудничестве. В 1999 г. Хатами посетил Эр-Рияд; затем в 2001 г. обе страны одобрили ограниченное, но скрупулезно проработанное соглашение о безопасности, которое предусматривало невмешательство во внутренние дела друг друга.
Это сближение, продолжавшееся с 1998 по 2001 г., стало причиной появления нескольких заявлений о сотрудничестве, которые в свете сегодняшнего антагонизма вызывают удивление. Министр внутренних дел Саудовской Аравии принц Найеф бин Сауд заявил, что подписание соглашения стало «большим шагом к обеспечению безопасности наших стран. Мы расцениваем безопасность Саудовской Аравии как безопасность Ирана, а безопасность Ирана – как свою безопасность». Посол Ирана в Саудовской Аравии пошел еще дальше. «Ракетные возможности Ирана находятся в распоряжении Королевства Саудовская Аравия, – сказал он. – Наши отношения с Саудовской Аравией достигли исторической стадии, когда мы дополняем друг друга»
[257].
Но кое-что осталось незыблемым. Это взаимная подозрительность, основанная на фундаментальной несовместимости двух правительств и двух систем, одна из которых подпитывается революционным энтузиазмом, а вторая стремится сохранить статус кво, при этом каждая базируется на противоборствующей версии ислама. Сближение споткнулось на вмешательстве Ирана в дела Ливана. После падения Саддама Иран и Саудовская Аравия лишились общего врага. Последующее погружение Ирака в гражданскую войну между суннитами и шиитами привело Саудовскую Аравию и Иран к угрозе прямого столкновения, тем более что Иран пытался установить свою гегемонию в Ираке. Иран, сказал король Саудовской Аравии Абдулла, – это «не тот сосед, которого хочется видеть, а сосед, которого хочется избегать». Дело в том, добавил он, что «цель Ирана – создавать проблемы»
[258].
В 2002 г. Соединенные Штаты и другие государства были потрясены, узнав, что Иран развивает даже не одну, а две секретные программы по разработке ядерных вооружений. Понимая, что его стремление к диалогу и нормализации поставлено под удар, Хатами согласился приостановить выполнение этих программ.
