Но история ИГИЛ на этом не закончилась. Считается, что до сих пор скрываются от 15 000 до 20 000 боевиков, 10 000 боевиков находятся в импровизированных тюрьмах; не будем забывать также об отделениях и сторонниках группировки в разных странах мира.
Но в одном важном аспекте влияние ИГИЛ постепенно исчезло намного раньше. В 2014 г. стремительное наступление ИГИЛ в Ираке породило панику на нефтяном рынке и вызвало стремительный рост цен. Как ни странно, это влияние наступления ИГИЛ действовало совсем недолго.
Глава 34
Нефтяной шок
В течение трех лет, с 2011 по 2013 г., цены на нефть были, как ни странно, стабильны и держались на уровне немногим более 100 долл. за баррель. Несмотря на то что это было почти в пять раз выше, чем десять лет назад, мир привык к новой цене. Эту цену назвали «новой нормальностью», и, используя ее как базу, государства могли исполнять свои бюджеты, а компании – финансировать свои проекты. Когда выяснилось, что цена не такая уж нормальная, мир нефти пережил сильнейшее потрясение, а государства содрогнулись от шока. Ценовой кризис породил новые геополитические союзы.
При этом крайне удивительным было то, что цены оставались такими стабильными в течение этих трех лет, несмотря на все потрясения и нестабильность мирового рынка нефти. Причина этого феномена заключалась в некоем балансе. Напомним, что добыча нефти в США резко выросла благодаря сланцевой революции. Этот рост, однако, был компенсирован перебоями и срывами поставок в разных районах мира: в Ливии, где президент национальной нефтедобывающей компании заявил, что страна «почти развалилась», и в Нигерии, где боевики совершали теракты на нефтепроводах.
В Венесуэле режим, созданный Уго Чавесом с его заклинаниями о «социализме XXI в.», при Чавесе и его преемнике Николасе Мадуро обернулся одной из величайших экономических и гуманитарных катастроф в текущем столетии, а добыча нефти в стране резко снижалась. Новые санкции, наложенные на Иран с целью сдерживания его ядерной программы, вызвали существенное снижение экспорта нефти. Все эти обстоятельства привели к совокупным перебоям, которые компенсировали резкий рост добычи сланцевой нефти в Соединенных Штатах, но только на какое-то время.
Фактически в конце весны 2014 г. начали расти опасения относительно возможного дефицита – недостатка нефти для удовлетворения растущего спроса. Как раз тогда боевики ИГИЛ быстро продвигались по территории Ирака, из-за чего риск перебоев поставок только усиливался. «Насилие в Ираке поджигает фитиль резкого роста цен», – гласил заголовок в Financial Times
[329]. Но в течение лета 2014 г. производители нефти в странах Персидского залива начали получать дезориентирующие сигналы с рынка. Они поняли, что по какой-то неизвестной причине не могут продать всю свою нефть в Азию.
Сигналы, которые тогда было непросто объяснить, указывали на важные перемены на мировом рынке нефти и в глобальной экономике. Дело в том, что именно тогда сланцевая эпоха пришла на смену эре БРИК. Наиболее динамичные перемены в мировой нефтяной промышленности происходили не на стороне спроса, в странах с формирующимся рынком, а на стороне предложения, в самом сердце американской нефти.
В конце первой недели сентября 2014 г. цена нефти опустилась до отметки чуть ниже 100 долл. за баррель – до 99,51 долл. К середине октября она составляла уже 84 долл. Совокупное воздействие многих факторов вело к быстрому развалу всей отрасли, адаптировавшейся к цене 100 долл. за баррель.
Одним из этих факторов был спрос. Рост мировой экономики оказался слабее, чем ожидалось, что привело к снижению спроса на нефть. Еще более существенным стало замедление экономического роста в Китае. Летом 2014 г. группа экономистов собралась в Пекине, чтобы обсудить перспективы экономики страны. Некоторые из них предложили, чтобы Китай рассмотрел возможность перехода к тому, чтобы называться страной «умеренного экономического роста», вместо того чтобы называться страной «быстрого экономического роста». Но это было чересчур. Участники нашли компромисс: Китай – страна «на переходе от умеренного экономического роста к быстрому».
В то же время в некоторых странах добыча нефти увеличивалась. К их числу относились Канада, Россия, Бразилия и Ирак. Но, несомненно, рост добычи сланцевой нефти в США доминировал. К середине ноября цена упала до 77 долл.
Как это часто происходило раньше во время потрясений на рынке нефти, взоры участников рынка снова обратились на ОПЕК. Но это уже была не та организация из прошлого. Венесуэла, стоявшая у истоков создания ОПЕК, все глубже погружалась в пучину созданного своими руками экономического коллапса. Люди не могли получить необходимые лекарства, а будущие матери переходили через границу в Колумбию, чтобы рожать там. В венесуэльских больницах запасы медикаментов закончились.
Вражда Ирана и Саудовской Аравии еще сильнее обострилась. Ядерная сделка с Ираном стала большим потрясением для арабских производителей нефти. Соглашение означало, что ограниченная до этого санкциями иранская нефть вернется на мировой рынок. Арабские государства из зоны Персидского залива были очень встревожены, когда президент Обама заявил, что благодаря ядерной сделке Иран сможет стать «очень успешной региональной державой» и, немного позже, что «Иран будет и должен быть региональной державой». Более того, Иран должен был получить доступ к десяткам миллиардов долларов доходов от нефти, сосредоточенных на эскроу-счетах. Это обеспечивало его дополнительными ресурсами, которые он мог использовать, чтобы занять доминирующие позиции на Ближнем Востоке.
Единственными странами – членами ОПЕК, которые имели возможность сократить добычу, чтобы подстегнуть рынок, были Саудовская Аравия, Абу-Даби и Кувейт. Но крупнейшим выгодополучателем от высоких цен был Иран, а помощь Ирану – это последнее, чего любая из них хотела бы. В течение десятилетий стало аксиомой, что геополитическая напряженность и неустойчивость стимулируют рост цен на нефть. Но здесь мы наблюдали прямо противоположное явление – геополитика стала причиной снижения цены. Вражда между Эр-Риядом и Тегераном делала невозможным достижение любого соглашения, направленного на прекращение процесса стремительного падения цены.
У саудовцев тоже была причина не снижать объем добычи. В середине 80-х гг., в период изобилия, они получили урок – если они сокращают добычу, а другие нет, то в результате они теряют долю рынка и деньги.
Именно эти мысли занимали умы саудовской делегации, которая прибыла в Вену в ноябре 2014 г. для участия в конференции ОПЕК. «Странам – производителям нефти, не входящим в ОПЕК, – сказал министр нефти и минеральных ресурсов Саудовской Аравии Али аль-Наими, – нужно присутствовать за столом переговоров». Более чем кого-либо другого это касалось крупнейшего на тот момент производителя нефти в мире – России.
Жизнь аль-Наими была воплощением трансформации Саудовской Аравии. Первые восемь лет своей жизни он был бедуином-пустынником: жил в палатке, кочевал по пустыне и помогал пасти коз, зарабатывая этим на жизнь семьи. В 1947 г., когда аль-Наими было 12 лет, он устроился посыльным в компанию Aramco. Это было время, когда Aramco только начинала работать после Второй мировой войны и являлась совместным предприятием нескольких американских компаний. Со временем его отправили в Соединенные Штаты изучать геологию. По возращении он остался работать в компании и в 1983 г. стал первым саудовцем – председателем правления Aramco, которая к тому времени была полностью национализирована правительством Саудовской Аравии. Через двенадцать лет он был назначен министром нефти. Аль-Наими очень сблизился с королем Абдуллой, который полагался на его мнение и поручал ему определять политику Саудовской Аравии в области нефтедобычи.
