«Это было чудовищное преступление, – именно так описал ситуацию МБС в программе телеканала CBS «Шестьдесят минут» в 2019 г. – Но я несу за него полную ответственность как лидер Саудовской Аравии, особенно потому, что оно было совершено лицами, работавшими на саудовское правительство». В конце концов закрытый суд в Эр-Рияде приговорил пятерых членов команды убийц к смертной казни и еще троих – к тюремному заключению.
В результате дела Хашогги программа экономических реформ продолжается, но уже без прежнего международного одобрения и восхищения. Германия объявила, что больше не будет продавать оружие Саудовской Аравии. Американские сенаторы, которые хвалили МБС как реформатора и современно мыслящего человека, теперь его критиковали. Конгресс принял совместное постановление о прекращении военной поддержки Саудовской Аравии со стороны Соединенных Штатов в войне в Йемене. Но Дональд Трамп выступил против критиков и подтвердил поддержку МБС и Саудовской Аравии со стороны своей администрации.
На экономическом фронте дела шли по-другому. Весной 2019 г. Saudi Aramco выпустила облигации на сумму 10 млрд долл. Международное финансовое сообщество отреагировало на это событие с энтузиазмом. Спрос инвесторов достиг 100 млрд долл. – в десять раз больше первоначального предложения. Оно же раскрыло кое-что очень важное для инвесторов: Saudi Aramco была самой прибыльной компанией в мире.
Успешный выпуск облигаций придал второе дыхание процессу, который еще несколько лет назад считался абсолютно невозможным – выходу Saudi Aramco на IPO
[364]. В январе 2016 г. Мохаммед бин Салман сделал ошеломительное заявление: в интервью изданию The Economist он сказал, что «бесспорно» стремится осуществить «революцию Тэтчер» в Саудовской Аравии; затем ему задали вопрос: «Можете ли вы (в рамках этой революции) представить себе продажу акций Saudi Aramco?» «Этот вопрос сейчас рассматривается, – ответил кронпринц. – Лично я испытываю энтузиазм»
[365].
Мировые нефтяные и финансовые круги были ошеломлены. До заявления МБС вероятность подобного события была равна нулю. Это был шок и для самих саудовцев – для них Aramco отождествляется с самой Саудовской Аравией. При потенциальной рыночной капитализации, которую кронпринц обозначил цифрой 2 трлн долл., по важности и возможному масштабу приватизация Aramco могла превзойти все предыдущие IPO в истории и изменить динамику развития всей мировой нефтяной отрасли.
Компания Saudi Aramco – это мотор саудовской экономики и одна из важнейших структур страны. Государство владеет Saudi Aramco с момента завершения процедуры национализации в 80-х гг. Компания была изолирована от проблем спроса и нестабильности финансовых рынков, политического вмешательства и давления со стороны общества. Saudi Aramco – крупнейшая нефтедобывающая компания в мире, и все, что она делает, имеет невероятный масштаб. Она добывает один из каждых восьми баррелей нефти, ежедневно добываемых в мире. Она располагает мощной системой разведки, добычи, транспортировки и переработки нефти, критически важной для функционирования мировой экономики. Работающие в ней инженеры и ученые обучались в лучших университетах Соединенных Штатов и других стран. Она находится в первых рядах с точки зрения развития технологии. Компания считается одним из лидеров по количеству новых патентов среди компаний мировой нефтяной индустрии. Ее основные инвестиционные программы рассчитаны на 20–25 лет. Располагая разведанными запасами объемом 261,5 млрд баррелей нефти, Saudi Aramco будет добывать черное золото еще много лет после того, как запасы других компаний иссякнут.
Но многое ли изменится после IPO? Ответ будет коротким – очень многое. Например, менеджменту придется ежеквартально отчитываться перед инвесторами. Saudi Aramco больше не будет просто государственной нефтяной компанией, представляющей государство Саудовская Аравия. Она будет финансовым активом. «К нефти следует относиться как к инвестиции, не больше, но и не меньше», – заявил кронпринц. Некоторые из тех, кто сомневается в столь радикальном повороте, сказал он, «близки к социалистическому, коммунистическому подходу, когда все должно принадлежать государству, даже булочные»
[366].
Но почему идея выхода Aramco на IPO оказалась настолько неожиданной и ошеломительной? В конце концов, IPO элементов государственных компаний и их приватизация – как полная, так и частичная – уже более тридцати лет является важной составляющей мировой экономики. Но ни одна компания не отождествляется в такой степени со страной и не играет в ее жизни такую значительную роль, как Aramco в Саудовской Аравии.
Подготовка компании такого масштаба к приватизации – это сложный процесс, затягивающийся на несколько лет. Необходимо внедрить совершенно новую систему внутреннего финансового контроля, отчетности и переводов. Нужно дать ответы на многочисленные вопросы, включая вопросы о дивидендах и налоги. Естественно, появятся серьезные вопросы об управляемости, включая, в частности, вопрос о том, как в эпоху после IPO компания будет реагировать на требование правительства Саудовской Аравии об уменьшении объема добычи нефти в соответствии с решением ОПЕК. Инвесторов же более всего интересовал вопрос о том, какова рыночная стоимость компании в мире нестабильных цен на нефть.
Выведение Aramco на IPO будет означать, что компания считается не государственной структурой, а инвестицией, которой владеет государство. Дело в том, что бóльшая часть Saudi Aramco, не проданная в ходе первоначального размещения, будет переведена в Государственный инвестиционный фонд. А это, в свою очередь, было основным элементом более важной стратегии. Акции Aramco наряду с акциями других холдингов должны были превратить Государственный инвестиционный фонд Саудовской Аравии в крупнейший фонд национального благосостояния в мире.
Эр-Рияд мог бы обратить внимание на фонд национального благосостояния соседнего Абу-Даби, размер которого, как считается, близок к триллиону долларов. Или на фонд национального благосостояния Норвегии, активы которого превышают триллион долларов. Но Саудовская Аравия добывает нефти в три раза больше, чем Абу-Даби, и в пять раз больше, чем Норвегия. Поэтому, сказал кронпринц, Саудовская Аравия должна иметь такой фонд национального благосостояния, который «будет больше самого большого фонда на Земле». В свою очередь, деньги из Государственного инвестиционного фонда помогут запустить программу Vision 2030 и перестроить Саудовскую Аравию. МБС хотел построить такой фонд национального состояния, который стал бы, как он выразился, «всемирным двигателем инвестиций». Государственный инвестиционный фонд действительно может обеспечить Саудовскую Аравию огромными ненефтяными доходами. Но замена доходов от нефти на нечто другое – это огромная вершина, которую предстоит покорить, и на это уйдет много времени
[367].
