Уже была близка тотальная война; Советский Союз имел преимущество на фронте и достаточное количество трудовых ресурсов. На оккупированных немцами территориях на общественные работы были мобилизованы местные жители всех возрастов. При отступлении эвакуировалось все работоспособное население, насколько это было возможно. Многие гражданские лица, проживавшие в районах партизанских действий, были вывезены в Германию в статусе военнопленных. Казалось, что Заукелю и его подчиненным всякий раз, когда они предпринимали какие-либо меры для решения вопроса острой нехватки рабочей силы, приходила черная метка. В апреле 1943 г. Заукель издал еще один манифест для всех немецких организаций, занимавшихся вербовкой рабочих. Однако ничего нового для улучшения обстановки Заукель предложить не мог. Геббельс отметил в своем дневнике: «Этот манифест написан в помпезном, полном всяких излишеств барочном стиле. От него разит на расстоянии, и он сильно раздражает меня. Заукель страдает паранойей… Давно пора подрезать ему крылья». А на следующий день он сделал добавление в дневник: «При более тщательном знакомстве с манифестом Заукеля обнаруживается вся его бессмыслица».
Бремя цепей
Программа «Остарбайтер» оказала глубокое и необратимое влияние на местное население. Многочисленные сообщения с мест свидетельствовали о том, что немецкие власти не отдавали себе отчет, каковы будут политические последствия ее реализации. Мы видим в документах одни и те же объяснения, что неблагоприятная перемена в отношении населения к немецким властям была обусловлена, а зачастую и напрямую зависела от принятой программы. Тайно осуществлявшаяся перлюстрация писем на оккупированных территориях показала, что «население особенно остро реагирует на насильственное отнятие детей у матерей и школьников у семей. Те, кто находится под угрозой отправки в Германию, стараются избежать этого всеми возможными способами…Это ведет к усилению контрмер со стороны немцев, среди которых конфискация зерна и собственности; сожжение домовладений; насильственное содержание населения в одном месте и плохое обращение с задержанными; насильственные аборты беременных женщин».
В ответ на всеобщее возмущение принимались все более жесткие контрмеры, которые, в свою очередь, вызывали еще большую враждебность. Из пересыльного лагеря в Киеве сообщали, что «жители города почти ежедневно являются свидетелями избиений и жестокого обращения с теми, кого вывозят в Германию. Родственникам отъезжавших рабочих не было позволено передать им продовольствие и одежду, а провожавших плачущих женщин отталкивали прикладами».
На людей время от времени проводили облавы на рыночных площадях, в кинотеатрах и церквах. «Большая часть новостей» в письмах с Украины родственникам в Германию «представляет собой жуткие описания» действий немецких властей. «Наказывают кнутом, сжигают дома и даже целые деревни; все это продолжается с октября 1942 г. и делается в отместку за невыполнение разнарядок по мобилизации рабочей силы». Людей, которых везли в товарных составах в Германию, во время пути часто не кормили в течение нескольких дней, содержали в антисанитарных условиях, и с ними жестоко обращалась охрана.
Кроме того, тяжелое впечатление производили инвалиды, отпущенные из Германии на родину. Чего стоил только один вид вернувшихся людей – тяжело больных, покалеченных и истощенных от голода. Можно понять, почему те местные жители, которые ждали отправки в Германию, встречая транспорты с этими людьми, впадали в состояние некоего психоза. Поступали сообщения о случаях членовредительства и самоубийствах, о массовых побегах.
Положение «остарбайтеров» в Германии тоже было крайне тяжелым. Если смертность в их среде была меньшей, чем у военнопленных, то это объяснялось только тем, что немецкие работодатели старались поддерживать на необходимом уровне их работоспособность. Все же материальное обеспечение «остарбайтера» – продовольственные пайки, одежда, медицинская помощь – было неизмеримо худшим в сравнении с положением представителей других оккупированных немцами стран, работавших на немцев. Это привело к тому, что моральное состояние «остарбайтера» начало сказываться на продуктивности производства. Вот что писал о его жизненных условиях немецкий офицер после войны: «Его права выйти из лагеря, получать достойную оплату труда и пропитание были более ограниченными, чем у поляков. Утверждалось, что обычно населению восточных областей присуще довольствоваться малым. Наказание в виде порки было в той или иной степени официально разрешено. За вступление в половую связь с немецкими женщинами грозило вынесение смертного приговора… Помимо этого, существовали другие издевательские правила, например ограничение права пользоваться общественным транспортом, чтобы исключить любой контакт «остарбайтера» с немецким населением».
Все мобилизованные работники на фермах, частных предприятиях и заводах находились под постоянным наблюдением немецкой полиции и СС. Всех бежавших отправляли в концентрационные лагеря или убивали; советские рабочие, попытавшиеся бежать, подвергались «особому обращению» – смертной казни. В декабре 1942 г. вышло распоряжение Гиммлера, шефа полиции безопасности (Зипо) и СД, довольно необычное на первый взгляд, которое начиналось такими словами: «По причинам чисто военным, имеющим большое значение и не требующим дальнейшего обсуждения, рейхсфюрер СС и начальник немецкой полиции отдали 14 декабря 1942 г. приказ, согласно которому не позднее конца января 1943 г. по меньшей мере 35 тысяч трудоспособных работников должны быть переведены в концентрационные лагеря. Приступить к выполнению приказа следует немедленно… Остарбайтеров и других иностранных работников, предпринявших попытку побега или нарушивших условия своего контракта, необходимо как можно быстрее депортировать в ближайший концентрационный лагерь…»
Во всяком случае, СС относились к восточным рабочим с большей жестокостью, чем ведомство генерального уполномоченного по использованию рабочей силы. Назначив сами себя хранителями чистоты нацистской идеологии, чины СС косо смотрели на прибывавших в рейх «унтерменшей». Гиммлер, еще до назначения Заукеля, распорядился о принятии необходимых «мер безопасности» в отношении работников из восточных регионов Европы. Смертной казнью и заключением в лагерь наказывались все виды преступлений, начиная от интимной связи с немками и до подозрения в саботаже. Заукель всегда мог рассчитывать на поддержку СС, когда требовалось принятие «крутых мер» для выполнения его задач. И жадные до власти функционеры СС старались расширить свои прерогативы не только в этой, но и в других областях. В ноябре 1942 г. Гиммлер одержал новую победу, сведя роль министерства юстиции к нулю; была достигнута «договоренность», которая предусматривала: «Рейхсфюрер СС и рейхсминистр юстиции О. Тирак пришли к соглашению, что отныне министерство прекращает обычные судебные разбирательства в отношении поляков и других восточноевропейских народов. Впредь рассмотрение всех этих дел переходит в ведение полиции». Эти «расово неполноценные» восточные европейцы на территории рейха представляли собой «постоянную опасность и, будучи чуждыми по своему расовому происхождению, подлежали юрисдикции иного уголовного кодекса, в отличие от немцев».
Теперь СС получили свободу действий. Беззаконие стало законом; отныне любой «остарбайтер» зависел от произвола людей Гиммлера. В своей речи в Позене (Познани) в октябре 1943 г. Гиммлер показал, что он был не намерен расслабляться. Порассуждав о неполноценности жителей Восточной Европы, он заявил: «Мне совершенно безразлична судьба русских или чехов… Живут ли другие народы в изобилии или умирают от голода. Меня интересует только, насколько нужны они нам в качестве рабов, и больше ничего». Только в 1944 г. отношение СС коренным образом изменилось. Наиболее догматичная и самая могущественная организация Третьего рейха была в то же время и наиболее косной, медленно меняющей свои представления в условиях быстро изменявшейся действительности.
