Без особого сожаления Кох зимой 1942/43 г. «из-за нехватки топлива» распорядился «временно» закрыть школы с четырехгодичным обучением в некоторых районах его рейхс-комиссариата. Система начального образования была парализована. Несмотря на то что какое-то начальное обучение продолжалось, и у населения, и у немецких чиновников сложилось впечатление наступившей катастрофы. Розенберг, уже вступавший ранее в острую полемику с Кохом, теперь заявил, что протестует против решения Коха о закрытии школ и рассматривает его как предательство политических интересов Германии. Но Кох никак не отреагировал на это.
У Коха на руках были все козыри: он контролировал ситуацию на местах и имел поддержку в верхах. В мае 1943 г. на встрече с фюрером Розенберг потерпел еще одно поражение. Как заметил Борман после ее окончания, Гитлер не изменил своего мнения: «Необходимо давать минимальное образование… Снова и снова история дает нам доказательства, что люди, имеющие большие знания, чем того требует их работа, становятся вождями революционного движения. Гораздо важнее, чтобы достаточно образованная украинка делала взрыватели в Германии, чем продолжала обучение здесь, на Украине».
Розенберг снова занял центристскую позицию между двумя крайними партиями. В то время как Кох и Борман пытались продавить свою точку зрения, многие представители военной администрации стремились проводить политику расширения сети местных школ, и были отдельные деятели в Берлине (в основном в ОКХ и Русском комитете)
[69], которые поддерживали эти попытки.
Действительно, перед армией в этой области стояла двойственная проблема. С одной стороны, военная администрация должна была следовать директивам министерства восточных территорий, касавшимся вопросов образования. С другой стороны, к трудностям, вызванным оккупационными властями, добавились объективные проблемы, мешавшие возрождению школьной системы образования. Сами по себе это были важные проблемы. Советская политика в области образования привела к вымыванию значительного количества представителей интеллигенции. Здания школ часто продолжали оставаться разрушенными или были реквизированы для каких-либо посторонних нужд. Необходимо было заменить советские учебники новыми пособиями; учителя должны были пройти проверку и подготовку. Все это происходило в обстановке хаоса, когда надо было решать «более существенные вопросы», в условиях нехватки кадров и школьного оборудования, отсутствия руководящих директив.
Отношения армейских кругов к школьным делам были самыми различными. В некоторых местах в оккупированных северных и центральных областях школы открылись вновь уже осенью 1941 г., в то время как в южных областях были приняты к исполнению директивы, как и на Украине, управлявшейся гражданской администрацией. Разрешались четыре класса, программа обучения в которых сводилась к чтению, письму, арифметике, физической подготовке и шитью. На протяжении первого года обучение было рудиментарным и ограниченным. К осени 1942 г. уже произошли некоторые изменения. В зоне ответственности группы армий «Центр», например, было организовано около 1200 школ; но количество их было все еще явно недостаточное, чтобы принять всех детей школьного возраста. Во многих районах с военной администрацией число классов выросло с четырех до семи. В это же время Кох сокращал или упразднял четырехклассную систему. Положение улучшилось в 1943 г., но к тому времени началось отступление, и количество контролируемых германской армией регионов сократилось.
В то время как реальные достижения были незначительны и фрагментарны, общее отношение военной администрации в корне отличалось от подхода администрации гражданской. На конференции в Берлине в декабре 1942 г. они заявили типичный протест против официальной политики. «Закрытие школ и запрещение преподавания немецкого языка вызвали всеобщее разочарование населения. Местные жители чувствуют, что к ним относятся как к колониальному народу. Нехватка квалифицированных специалистов, которая проявится в скором времени, скажется и на будущих перспективах».
Закрытие школ очень серьезно повлияло на отношение местного населения в оккупированных областях. Этот факт широко использовался советской пропагандой как свидетельство намерений Германии. На практике отсутствие школ порождало юношескую преступность и бегство молодежи к партизанам; а безработица и удивительно низкие зарплаты оттолкнули от власти многих учителей, тех, которые начинали трудиться с верой в «новый порядок».
Высшее и специальное образование
Было понятно, что, если в оккупированных восточных областях не разрешалось среднее образование, тем более немецкая администрация вряд ли будет терпеть и университеты с «академической» программой. Действительно, Гитлер постоянно подчеркивал «опасность» подготовки интеллектуалов. В окончательном докладе секции военной администрации группы армий «Центр» утверждалось, возможно, с долей иронии: «Государственные ведомства рейха, ответственные за выработку политики в области образования, понимают, что было бы нежелательным учреждать развитую систему среднего и высшего образования. Имеется намерение не допустить роста рядов интеллигенции, что будет угрожать претензиям Германии на лидерство. Также существует всеобщее убеждение, что студенты университетов уже привыкли к коммунистическому образу жизни… Наконец, существует опасение, что развитая система высшего образования повлечет за собой уход молодежи с рабочих мест, важных для военной промышленности».
Розенберг еще в своих довоенных планах говорил о том, что вопросы культуры и образования не имеют столь большого значения, как «проблемы политики, экономики и законодательства». Тем не менее он подчеркивал, в полном согласии со своими взглядами, что одной из основных задач на территориях Востока было «способствовать развитию той национальной науки, исследованиям и университетскому образованию, которые отвечают политическим целям Германии». Для развития национального самосознания большую роль играли университеты. Поэтому «можно учредить большой университет в Киеве и соответствующие университеты и технические училища на территории остальной Украины».
Розенбергу следовало бы знать, что эти планы противоречат планам Гитлера. Для того чтобы избежать противостояния, он отдал приказ своим подчиненным ждать «дальнейших директив», но вскоре капитулировал перед экстремистами: он не мог рисковать своим престижем в борьбе за образование. После встречи с Гитлером, который высказал свое безапелляционное мнение, Розенберг сразу же согласился, что не время обсуждать создание университетов на Украине «в нынешней ситуации, учитывая разрушения, к которым привели действия большевиков, прежде всего в Киеве [подрыв заранее заложенных зарядов взрывчатых веществ]». Произошел крутой поворот. Гитлер тем временем оставался при своем мнении. Он прокомментировал ситуацию несколько месяцев спустя: «Если бы мы следовали логике наших учителей, нашим первым шагом было бы учреждение университета в Киеве». То есть Розенберг был квалифицирован фюрером как один из презираемых «учителей».
Розенберг продолжил отступление. Когда несколько работников одного из факультетов довоенного Киевского университета были уличены в сотрудничестве с правыми украинскими националистами, Розенберг 21 января 1942 г. отдал приказ: «Все высшие образовательные учреждения рейхскомиссариата «Украина» должны быть закрыты, вплоть до дальнейшего распоряжения… Исключения предусмотрены для факультетов: медицинского, ветеринарного, сельскохозяйственного, лесного хозяйства и технического». Академические исследования при немецкой власти так и не возобновились. То, что такая политика была в интересах Коха, самоочевидно. Он открыто и с чувством гордости признал, что его целью была децимация украинской интеллигенции. Он не жалел слов, сообщая своим подчиненным в известной директиве, что «сегодня более важно отправить местное население на работы в Германию ради нашей победы, чем заполнять им университеты, училища и институты в городах».
