Меморандум Оберлендера был распространен в частном порядке некоторыми из его друзей. Капитан Пфлайдерер, ранее служивший дипломатом в Москве, распространяя несколько экземпляров, добавил, что своим поведением немецкие войска провоцируют враждебность; и «то, что можно простить солдату, нельзя простить гражданскому чиновнику».
После провала «украинского гамбита» Оберлендер перешел в опекаемые абвером формирования, состоявшие из военнопленных и эмигрантов с Кавказа. Теперь, будучи рьяным сторонником «легионов освобождения», он стал инспектором – а по сути, командиром так называемого полка (горнострелкового) «Бергман»
[78], само существование которого являлось исключением из правил. Относительно терпимое принятие этой воинской части в нацистских кругах было обусловлено главным образом тем фактом, что это был проект, инспирированный разведкой и «не имевший очевидной политической подоплеки или цели». Здесь эволюция Оберлендера получила свое продолжение: чем чаще ему доводилось сталкиваться с «жителями Востока», тем сильнее его мнение отклонялось от нацистских норм. Осенью 1942 г. он распространил новый меморандум, призывающий прежде всего признать «психологию» как равноценное направление – наряду с оружием и экономикой – в борьбе за победу. По его мнению, многие немецкие попытки на Востоке потерпели неудачу не из-за того, что для этого требовалось, а из-за того, как это требовалось. Поэтому Оберлендер продолжал делать акцент на том, что, по его мнению, являлось характерными чертами украинцев (народ, который он знал лучше всего и считал крайне важным привлечь его на немецкую сторону), и представлять программу реформ, которые, как он считал, пойдут на пользу Германии. В июне 1943 г., вторую годовщину вторжения, Оберлендер отправил уже третью Denkschrift – докладную записку. С характерным для автора многословием в ней заявлялось, что «Новая Европа» не может обойтись без помощи славянских народов и, следовательно, крайне важно положить конец эпохе «низшей расы», провести более быструю аграрную реформу, проявить более терпимую культурную политику и сделать некоторые политические заявления относительно будущего.
«Если необходимые изменения в восточной политике не воплотить в жизнь, советский лозунг «второй
[79] Отечественной войны»… станет горькой реальностью завтрашнего дня… Очевидно, это последний шанс, когда мы все еще можем воспользоваться этой возможностью… и могли бы, несмотря на все уже допущенные ошибки, превратить население Востока в своих и европейских союзников».
Оберлендер и предположить не мог, что его докладная появилась всего через две недели после решения Гитлера прекратить всяческое политическое использование советского персонала на немецкой службе. Гиммлер незамедлительно потребовал ареста Оберлендера. Хотя приказ рейхсфюрера был отменен, из армии Оберлендера уволили, и почти до самого конца войны он пребывал в опале.
Другой «профессор из абвера», Ганс Кох, твердый сторонник украинской государственности и либеральной религиозной политики на Востоке, также был отстранен от активной политической деятельности. Если Шуленбурга и Хильгера можно считать выразителями подлинного крыла «свободной России», то Ганс Кох являлся их противоположностью в ориентации на «свободную Украину» – непредубежденным, непрактичным и, пожалуй, слишком эмоциональным. Задуманное с благой целью, но «топорно» исполненное покушение на Стецько [который не пострадал] в Львове в начале войны, а также его правдивые и резкие доклады с Украины осенью 1941 г. сделали Ганса Коха персоной нон грата. По прямому запросу RKU – рейхскомиссариата Украины армия отозвала его, и до конца войны он занимал незначительную должность.
Уроки на основе опыта
Столкнувшись с ситуацией на Востоке, армейские офицеры написали несколько более чем резких меморандумов и предложений. Многие из них, особенно в начале войны, лишь косвенно касались вопросов политической войны. Например, фельдмаршал фон Клюге по истечении десяти недель войны издал приказ, резко осуждающий грабежи и неоправданные реквизиции, чинившиеся немецкими войсками, и требовавший скорейшего и полного прекращения всех злоупотреблений под угрозой немедленного наказания. Тонко замаскированная под старания укрепить дисциплину в войсках, в действительности это была ранняя попытка – выдвинутая некоторыми младшими офицерами штаба 4-й полевой армии – проявить большее уважение к местному населению.
Даже фельдмаршал фон Рейхенау, один из самых убежденных нацистов в армии, призывал Гитлера разрешить создание украинских и белорусских дивизий – шаг, предназначенный в первую очередь для подкрепления военного контингента, но неизбежно чреватый политическими последствиями. С самого начала войны имелись свидетельства, что поддержка коллаборационизма ни в коем случае не ограничивалась одними лишь нацистскими кругами, даже если упор по-прежнему делался на военном, а не политическом аспекте.
Первая крупная попытка со стороны группы офицеров сознательно протолкнуть концепцию политической войны была предпринята осенью 1941 г. в зоне ответственности группы армий «Центр», когда пошедшая на сотрудничество городская администрация Смоленска направила Гитлеру меморандум с предложением наделить политическими и административными правами местных должностных лиц. (Еще раньше, в середине сентября, 39-й моторизованный корпус представил меморандум, посредством которого пытались доказать, что немецкие ожидания легкой победы оказались наивными, но что среди советского населения существует потенциал недовольства, который, при умном политическом подходе, Германия может использовать. Это потребует, среди прочего, отмены «приказа о комиссарах», провозглашения некоего политического плана на будущее – возможно, даже относительно создания российского правительства, – а также заявлений по поводу политики частной собственности и по ряду других важных вопросов.)
Вслед за этим меморандум Штрик-Штрикфельдта, который в то время служил переводчиком и офицером разведки, был передан фельдмаршалу фон Боку, командующему группой армий «Центр», – главным образом благодаря усилиям полковника Хеннинга фон Трескова, блестящего энергичного начальника оперативного отдела штаба фон Бока. В этом меморандуме содержался довольно амбициозный призыв к «созданию российского Временного правительства в изгнании», формированию «русской освободительной армии» и улучшению условий в лагерях для военнопленных, где будут набираться ее формирования. В ноябре предложение было переправлено фельдмаршалу фон Браухичу, главе ОКХ – Главного командования сухопутных сил вермахта. Хотя оригинал документа недоступен, есть достоверные свидетельства того, что фон Браухич сделал на его полях пометку, что он рассматривал проект как «решающий» для ведения войны. Хотя с самого начала он, по-видимому, весьма неоднозначно относился к обращению с местным населением, неспособность завершить кампанию к концу осени побудила Браухича пересмотреть некоторые основные вопросы «восточной политики». Однако в середине декабря 1941 г. Гитлер сместил самого фон Браухича, и проект Штрик-Штрикфельдта зачах на корню.
