В 1943 г. в Белоруссии было создано «молодежное движение» как символическая уступка требованиям местного населения к организованному самовыражению. Под руководством офицера гитлерюгенда Зигфрида Никеля оно энергично набирало волонтеров из числа местной молодежи для обучения в рейхе. Около 10 тысяч юношей и девушек в возрасте от 14 до 18 лет уехали в Германию работать, в основном на оружейные заводы. Этот первый этап был в основном добровольным и оставался источником гордости его инициаторов, которые утверждали, что их идея заключалась в том, чтобы «дать этим молодым людям техническую подготовку, дабы привлечь их на нашу сторону и заставить почувствовать благодарность за это, тем самым объединив их интересы с нашими».
Когда к весне 1944 г. этих мер оказалось недостаточно, чтобы компенсировать нехватку рабочей силы, армии пришла в голову новая идея, лучше всего описанная в официальном отчете на имя Бройтигама: «Некоторое время назад 18-я армия (в группе армий «Север») приступила к формированию русских мужских подразделений трудовой повинности и русских подразделений трудовой повинности для женщин… а) чтобы препятствовать политическому и моральному упущению молодежи; б) чтобы удерживать молодежь от вступления в партизанские отряды; в) чтобы не допускать ее попадания в руки врага во время отступления; г) чтобы иметь в нашем распоряжении хорошо организованные трудовые отряды, учитывая острую нехватку рабочей силы… Они используются главным образом на рытье траншей, строительстве дорог и в службах снабжения… 18-я армия предлагает, чтобы все войска Восточного фронта формировали русские подразделения трудовой повинности».
На самом деле такие «трудовые подразделения» формировались медленно, несистематично, а иногда и неохотно. Нужны были новые методы и стимулы. 4 марта 1944 г. Никелю было приказано вербовать молодых людей в возрасте от 15 до 20 лет для прохождения службы в военизированных подразделениях в Германии. Вскоре стало ясно, что он планировал – в случае необходимости и ради выполнения своей миссии – использовать силу. Обвинив министерство оккупированных восточных территорий (которому подчинялся Никель) в промедлении, С С высказали мнение, что операция «развивалась в своих политических аспектах столь неблагоприятно, что репутация министерства оккупированных восточных территорий оказалась на волосок от самой серьезной угрозы». Когда министерство подписало договор с СС и люфтваффе (которые должны были принять большую часть молодых людей в качестве «вспомогательных сил»), Бергер пригрозил, что «Никель в буквальном смысле слова отвечает своей головой за беспрепятственное выполнение данной задачи». СС диктовали министерству восточных территорий, и оно подчинялось.
И все равно этого оказалось недостаточно. Явный прагматизм тех, кто несколько месяцев назад выступал за «политическую войну» (и вновь настаивал на этом несколько месяцев спустя), хорошо проиллюстрирован их обращением вспять. Как только дело было проиграно и территорию следовало оставить, терялся весь смысл «смягчения» политики. Даже фельдмаршал Клюге требовал более суровых мер. Сейчас проводилась операция Heuaktion – безумная попытка любыми способами вывезти в Германию подростков. Похоже, поначалу Розенберг пытался уклониться от одобрения проекта. Он отлично осознавал опасность обвинения в «похищении», под которую он мог подставить себя. Но СС настаивали, и, когда Бергер нажал еще раз, министр оккупированных восточных территорий сдался. Никелю было поручено продолжать операцию. Если бы Розенберг упорствовал в своем первоначальном отказе, то у СС имелся на то приказ действовать без его согласия: министерство восточных территорий превратилось в фикцию.
ВОСТОЧНЫЙ ФРОНТ
Любопытно, что в Германии самые настойчивые возражения против Heuaktion
[95] поступили из комиссариата по рабочей силе Заукеля. Его враждебность проистекала не из неприятия насильственного перемещения, а из страха, что проект Никеля станет конкурентом в те последние дни, когда сам Заукель мог еще прибрать к рукам советских людей. Тем не менее эти, как и предыдущие, возражения Розенберга были отвергнуты. Операция стала вехой сиюминутной «целесообразности», на которую согласилось министерство восточных территорий в нарушение всех исповедуемых им же принципов. Наступление советских войск было столь стремительным, что в рамках этой программы на самом деле было вывезено только около 20 тысяч молодых людей, и сама операция потерпела крах только из-за стремительности советского освобождения.
К весне 1944 г. была снята блокада Ленинграда, и группа армий «Север» отступила в Прибалтику; на юге борьба за Крым [8 апреля – 12 мая 1944 г.] закончилась очередным немецким поражением; а 22 июня, в третью годовщину вторжения, новое советское наступление положило начало быстрому освобождению от оккупации Белоруссии. Вермахт терял свою последнюю точку опоры на советской земле. 6 июня западные союзники высадились в Нормандии, а 20 июля, перед лицом катастрофы, немецкая оппозиция организовала неудачное покушение на Гитлера. Чудесным образом фюрер уцелел, и эта попытка привела к безжалостному уничтожению всего сопротивления, активного и пассивного, и к полному триумфу СС и партии над профессиональными военными, дипломатами и государственными служащими – не нацистами. Широко распространенный тезис, согласно которому заговорщики надеялись привлечь Osttruppen на свою сторону в том случае, если заговор 20 июля спровоцировал бы гражданскую войну, должен быть сброшен со счетов, как не соответствующий действительности. Как указывалось ранее, это правда, что группа сторонников «политической войны» в значительной степени пересекалась с внутренним немецким сопротивлением. Херварт, друг Штауффенберга, за неделю до 20 июля предупредил Кёстринга, но старый генерал ответил: «Мы, немцы, не умеем совершать революции». По словам очевидца, «использование 20 июля 1944 г. восточных войск не предполагалось. Я помню обсуждение этого вопроса. Но мы решили, что: 1) этим делом следовало заниматься самим немцам; 2) многие восточные войска не были ни достаточно опытными, ни достаточно антигитлеровскими, чтобы понять, какого рода переворот мы затевали. Если бы он удался, то впоследствии они бы все поняли, но учитывать их использование при составлении планов было нельзя». Бывший чиновник отдела пропаганды вермахта утверждает, что использование Osttruppen вовсе не рассматривалось. Однако существовал «мост» от отдела пропаганды вермахта через Рённе и Фрейтаг-Лорингофена до Штауффенберга. Один ответственный офицер СС утверждает: «После 20 июля я спрашивал у следователей, поднимался ли восточный вопрос. Мне сказали, что он никогда не всплывал».
Вторжение [западных союзников], отступление [немецких войск на глубину до 600 км под ударами советских войск] и мятеж уложились в несколько коротких недель. До конца июля стали очевидны четыре факта: победа союзников была гарантирована; советская земля фактически очищена от захватчиков; в рушащемся рейхе победу одержали СС; восточная политика вступила в свою заключительную, посмертную стадию.
