Возможность смены тактики обуславливалась анализом снижения уровня дезертирства из Красной армии. В конце апреля 1944 г. Гиммлеру представили искусно обобщенные 4-м отделом пропаганды вермахта доказательства такого снижения. В течение первого года войны не велось никакой статистики, позволяющей отличить добровольных дезертиров от других военнопленных. Только во второй половине 1942 г. добровольное дезертирство привело на немецкие рубежи более 61 тысячи красноармейцев. Тем не менее в 1943 г. оказалось только 29 тысяч дезертиров (из них около 13 тысяч перешли в июле и августе в рамках операции «Серебряная линия»). В первые три месяца 1944 г. их число сократилось до 2200 человек. Именно с целью поощрения дезертирства под руководством д’Алкена должна была начаться новая операция СС под кодовым названием «Скорпион». Ее мишенью являлась только Красная армия; никаких обещаний русским, уже находившимся под властью Германии, никто не собирался давать. Однако после некоторых споров Гиммлер разрешил д’Алкену использовать в этом проекте членов группы Власова. Все это было экспериментом, и Гиммлер согласился на него отчасти для того, чтобы проверить эффективность подхода. Д’Алкен мог свободно использовать имя Власова или чье-либо еще. Как он позже вспоминал, Гиммлер объяснил эту уступку, заметив: «Разве кто-то заставляет нас выполнять обещания, которые мы даем?»
Д’Алкен убедился, что все лозунги, выдвинутые подлинным «русским освободительным движением», все еще были самыми действенными. Кажется, он также был убежден, что остался только один-единственный рычаг, который мог бы мобилизовать советских военнопленных, солдат и рабочих в рейхе: неограниченное использование генерала Власова и его комитета. Хотя его офицеры были лишены иллюзий и настроены скептически, переориентации д’Алкена – хотя бы в смысле тактики – было достаточно, чтобы побудить пропаганду вермахта попытаться еще раз предоставить некоторых из лучших помощников Власова для участия в операции «Скорпион», и среди них Жиленкова и Зыкова. К маю и июню 1944 г. полным ходом шло возрождение дела Власова, облаченного в пропаганду дезертирства. В ответ на докладную д’Алкена, в которой он обобщал планируемое им использование русских в пропаганде, особый подход к украинским партизанам-националистам и отдельное обращение, призванное спровоцировать дезертирство из Красной армии, Гиммлер сообщал д’Алкену 14 июня: «Также я согласен с планируемым вами использованием Жиленкова и Зыкова… Приступайте к операции как можно скорее».
И тут произошел драматический инцидент, который проливает любопытный свет на ситуацию внутри СС. Зыков «исчез» буквально накануне своего отъезда на Восточный фронт, где должен был участвовать в операции «Скорпион». Широко обсуждавшаяся загадка – его похищение было, похоже, совершено двумя низовыми агентами гестапо, возможно действовавшими по распоряжению тех, кто считал Зыкова «марксистом», евреем и опасным «мозговым центром» Власова. В то время как одна рука СС поощряла использование таких людей, другая рука захватывала и убивала их. Несколько бывших немецких должностных лиц утверждают, что гестапо заявляло, будто у него нет никаких зацепок, хотя и подозревало НКВД. Другие настаивают на том, что шефа гестапо Мюллера хотя бы косвенно проинформировали о похищении и последующей ликвидации Зыкова.
Операция «Скорпион» не принесла ощутимого успеха. Военная ситуация оказалась в это время слишком благоприятной для Советов, чтобы поощрение дезертирства принесло плоды – даже если бы о немецких зверствах не было широко известно. Однако за это время д’Алкену понравились некоторые русские, с которыми он работал. В июле он предложил дать старт новому Русскому освободительному движению, возглавляемому СС и руководимому Георгием Жиленковым, теперь уже подчиненным д’Алкена. На какое-то мгновение тщеславный оппортунист Жиленков решил согласиться, однако коллеги уговорили его отказаться. Символом движения был и оставался Власов.
Шаг за шагом Гиммлер уступал настойчивым уговорам д’Алкена. Ему нечего было терять. В середине июля он согласился принять генерала Власова, «недочеловека», которого несколькими месяцами ранее он называл «большевистским подручным мясника». Власов представлял собой последний неиспользованный источник энергии. В тот момент, когда казалось, что ничто не было способно предотвратить крушение Германии, когда вражеские дивизии рвались к самому ее сердцу, а армады бомбардировщиков крушили ее с небес, Власов стал еще одним «секретным оружием». Когда использование «Фау-1» и «Фау-2» потерпело неудачу, один немецкий чиновник назвал этот последний отчаянный козырь «Фау-100». Теперь Гиммлер согласился продвигать то, что ранее он отвергал и игнорировал.
И снова национальности
Запоздалая смена тактики не могла не столкнуться с оппозицией внутри самой широко раскинувшейся империи СС. Личная и ведомственная вражда неизбежно наложила свой отпечаток на дело Власова. И д’Алкен, и Бергер находились вне юрисдикции РСХА Кальтенбруннера и, следовательно, имели прямой доступ к Гиммлеру или, по крайней мере, к его сотрудникам. Сам Кальтенбруннер по отношению к Власову поначалу занимал нейтральную позицию. Он передал Гиммлеру доклады гестапо, предупреждавшие против эксперимента Власова, а также отчеты СД, в которых подчеркивалась необходимость политической войны. На этой ранней фазе, весной 1944 г., борьба в пределах РСХА происходила между 3-м управлением (внутренняя СД) и 4-м управлением (гестапо), причем первая организация, то есть внутренняя СД, имела сильное влияние на провласовских инициаторов, а вторая, гестапо, упорно выступала против них. Несмотря на значительное давление со стороны гестапо, внутренняя СД отказалась передать документы по личному составу организации Власова. Ведомственный эгоизм все ближе и ближе подталкивал 3-е управление РСХА на сторону Власова. Тем временем Кальтенбруннер прозрел насчет потенциала этого оружия в бюрократической войне без правил, которая продолжалась в СС, и решил использовать его против Готтлоба Бергера, своего давнего врага. На втором этапе этой борьбы внутри СС двумя столпами конфликта стали Кальтенбруннер и Бергер.
Проблема, по которой высказывались мнения за и против Власова, в очередной раз оказалась вопросом о национальности. Бергер встал на сторону министерства оккупированных восточных территорий (и его протеже-сепаратистов), к которому он был прикреплен, а Кальтенбруннер склонялся на сторону Власова и его последователей. Гиммлер, хотя и испытывал личные симпатии к Бергеру, больше доверял суждениям РСХА, особенно после того, как Кальтенбруннер заручился против Бергера поддержкой Шелленберга, «передового» молодого бригадефюрера СС, возглавлявшего 6-е управление РСХА (внешнее СД – Amt VI). Бергер оказался в изоляции. Изначально Шелленберг не имел политической «концепции» для Востока, так как его 6-е управление должно было работать с кем угодно, лишь бы это оказалось полезным для дела разведки. Он поддерживал как «Великоросскую дружину», так и грузинских националистов-экстремистов, таких как Михаил Кедия. Только после неудачи операции «Цеппелин» по работе с нерусскими эмигрантами из Советского Союза Шелленберг обратился к несепаратистской позиции. К тому времени, когда д’Алкен убедил Гиммлера рискнуть с проектом Власова, Кальтенбруннер, вместе с внутренней и внешней СД, был готов его одобрить, тогда как гестапо продолжало придерживаться своей крайне антирусской позиции.
