1) создать украинский национальный совет;
2) амнистировать украинских партизан, выступавших против немцев;
3) освободить украинских националистов из заключения;
4) инициировать целенаправленную пропагандистскую кампанию, призванную склонить украинцев на сторону Германии.
Несколько месяцев спустя Тауберт вновь призвал увеличить поставки оружия УПА и создать украинский «единый фронт», включающий все националистические фракции, во главе с «представительной личностью». В конце года он повторил свое предостережение – дуя в ту же дуду, что и министерство восточных территорий, – не позволять русским Власова «сокрушить» украинских националистов. Тауберт писал: «С самого начала дела Власова восточный отдел (министерства пропаганды) стремился не допустить, чтобы украинцы были поглощены (великороссами)… с тех пор националистически настроенные украинцы ведут необычайно успешную партизанскую войну против Советов, принявшую форму всеобщего народного восстания».
На самом деле численность УПА никогда не превышала 50 тысяч человек. Тауберт (как Арльт и Менде) исключал из рассмотрения тех украинцев, которые встали на сторону «всероссийских» федералистских элементов из окружения Власова.
Влияние – если таковое имелось – увещеваний Тауберта довольно трудно оценить. Во всяком случае, к маю 1944 г. СС в принципе согласились на освобождение националистов – в то самое время, когда д’Алкен с Гиммлером подсчитывали свои первые успехи в деле Власова. Шеф гестапо Мюллер придерживал украинских пленников, используя их в качестве пешек в своем личном перетягивании каната с главным управлением СС Бергера. Окончательная договоренность об их освобождении была достигнута только летом. По-видимому, военные аргументы оказались решающими. Таким образом, предприятие Власова, которое было «подмазано» формированием нерусских подразделений СС, в свою очередь способствовало ускорению освобождения украинских сепаратистов.
Освобождение в августе Бульбы-Боровца не имело никаких политических последствий, поскольку Берлин планировал использовать его исключительно в военных целях. Затем, сразу же после приема Власова Гиммлером, Розенберг добился от Кальтенбруннера освобождения Бандеры – 25 сентября и Мельника – 17 октября. В беседе с Кальтенбруннером Розенберг подчеркивал «равенство» всех национальностей и необходимость «сокращения» великороссов, а также предлагал поставить во главе украинского комитета человека, «который имел бы власть над Власовым». Руководство немедленно взялось за дело, превращая недавних «узников» в лидеров организованного Розенбергом Украинского национального комитета.
Министерство восточных территорий хотело, чтобы в комитете были как можно шире представлены различные националистические группировки. При помощи небольшого давления Мельник, уполномоченный сформировать комитет, в течение недели «достиг согласия между всеми украинцами, от социалистов до Скоропадского (монархиста) и от Левицкого (представляющего УНР, «Украинскую народную республику» – остатки движения Петлюры периода Гражданской войны) до Бандеры» – охватывая, разумеется, только сепаратистские группы. (Еще до выдвижения Мельника Бандера предложил – в качестве компромиссного кандидата на лидерство – врача из Галиции Владимира Горбового, возглавлявшего в июне 1941 г. «объединенный фронт» в Кракове, однако обнаружить его не удалось. В докладах неизменно утверждалось, что во время прихода Красной армии он оставался в Кракове; позднее, в 1946 г., сообщалось, будто он находился в Праге, – факты, вызывавшие подозрение, что он мог быть советским агентом.) Комитет Мельника подготовил документ, который, будучи приемлемым для таких «проукраинцев», как Менде и Арльт, для большинства немецких чиновников, одобрение которых было необходимо, заходил слишком далеко. В предлагаемой декларации предусматривалось создание «суверенного украинского государства в пределах его этнографических границ». И хотя Розенберг был готов одобрить распространение за линией фронта пропагандистских листовок для УПА, обещавших «свободную и независимую от большевизма Украину», ни он, ни Бергер официально не признали бы эмигрантский комитет, что превратило бы его в правительство в изгнании. Согласно сообщениям, Бергер был против, поскольку декларация, особенно ее параграфы 3 и 4, подразумевала дипломатическое признание Украины.
Судьба украинского комитета висела на волоске. 5 октября Бергер заполучил Бандеру, но не извлек из этого практических результатов. Он пришел к выводу, что Банд ера несговорчивый и коварный партнер, «в настоящее время чрезвычайно ценный для нас, но опасный в дальнейшем». Министерство восточных территорий пребывало в замешательстве, и внутри его царили несколько натянутые отношения. Бергер был раздосадован. В последующие недели все внимание было приковано к подготовке официального начала кампании комитета Власова. Только в середине ноября, после официального опубликования «Манифеста» последнего, Арльт вновь призвал украинцев прийти к соглашению, хотя к тому времени битва за то, чтобы предвосхитить или нивелировать движение «всех русских», представлялась уже проигранной. Продолжение внутренних ссор задерживало создание сепаратистских контркомитетов. Левицкий оказался слишком большим «демократом», чтобы быть приемлемым для Розенберга; Скоропадский был недостаточно популярен, чтобы стать символом единства; Бандеру побаивались, как ненадежного и независимого человека; у Мельника имелось слишком много врагов; Семененко отвергли, как слишком посредственную личность. После новых попыток Мельник «вернул свой мандат» и признал неудачу.
Только в конце года было найдено «решение» в лице «темной лошадки», приемлемой и для министерства восточных территорий, и для всех националистических фракций, за исключением монархистов: генерал Павло Шандрук – ничем не выдающийся в политическом плане бывший начальник штаба Петлюры, а затем офицер польской армии, националист, но, будучи выходцем с Восточной Украины, по-видимому, являлся более приемлемым кандидатом для масс эмигрантов из СССР и вполне устраивал Берлин, поскольку с 1941 г. сотрудничал с немцами. Очевидно, что, не будучи противником Власова, Шандрук (с Семененко и Кубийовичем в качестве заместителей) являлся всего лишь подставным лицом, через которое министерство восточных территорий могло наконец дать старт своему украинскому комитету. Но теперь именно Розенберг отсрочил новую попытку. Прошло несколько недель, прежде чем он санкционировал новый фарс – миниатюрную учредительную конференцию в Веймаре. Уже шел февраль 1945 г., и контакты с УПА на местах были практически потеряны. Вермахт снова отступал на Востоке и на Западе, и старт движению Власова, практически не считаясь с сепаратистами, дали другие немецкие группировки.
Обиды и раны
«Национальные комитеты» стали последними творениями министерства оккупированных восточных территорий. Строго говоря, к осени 1944 г. самих «оккупированных восточных территорий», которыми требовалось управлять, уже не существовало, и Геббельс саркастически заметил, что Розенберг напоминал ему «некоторых европейских монархов без стран и подданных». Как и в более ранние кризисные моменты, Розенберг стал еще больше ревниво относиться к своему авторитету, судорожно вцепившись в «последние остатки власти». Он потерял всякую поддержку и сочувствие. Гитлер окончательно унизил его, когда – в основном по предложению Бормана и Гиммлера – передал ту крошечную часть территории Украины, что еще оставалась в руках Германии, не Розенбергу, а управляемой СС военной администрации Белоруссии, фактически поставив Эриха Коха во главе рейхс-комиссариата «Остланд». Вслед за яростной перепалкой между Розенбергом и Лозе, в которой последний, несмотря на собственные ошибки и проступки, безжалостно разнес рейхсминистра в пух и прах. А Кох, уже отвечавший за оборонительные сооружения в «своей» Восточной Пруссии, добавил от себя то, что из-за своей болезни и последующей отставки не доделал Лозе. С человеком, который официально все еще оставался министром оккупированного Востока, не считались до такой степени, что даже не консультировались по восточным вопросам. Ранее Розенберг в своем 21-страничном обзоре немецкой военной администрации, который он собирался представить Гитлеру, предложил упразднить рейхскомиссариаты (что отражало его проблемы с Кохом и Лозе) и назначить его немецким «вице-королем» или наместником Востока.
