Розенберг раз за разом возвращался к разнице между подлинными взглядами и необходимостью сокрытия оных в целях убеждения, разнице, которая являлась примером разрыва между доктриной Розенберга и подлинно «провосточными» элементами: «Политика управления другими народами заключается не в том, чтобы выкрикивать суровые требования и уничижительные суждения перед теми, кем надо управлять; напротив, даже когда такие суждения имеют место, они ни при каких обстоятельствах не должны доходить до сведения народа…»
Наконец, дойдя до этого внушительного утверждения, Розенберг завершил свою разгромную речь заявлением о том, что все члены восточного корпуса фюрера отныне несут личную ответственность за соблюдение изложенных выше принципов.
Легко представить себе гнев рейхскомиссара, когда он получил письмо. Прошло три недели, прежде чем Кох ответил. Его ответ был столь же длинной и резкой диатрибой. Он с возмущением опроверг утверждение, что население становится «недовольным». Если рейх разочарован «малой полезностью украинского населения», то Кох в этом не виноват; ошибка связана с изначально завышенными ожиданиями Розенберга. Кох утверждал, что трудно было помешать немцам выражать свое глубокое разочарование, даже если их «личные формулировки никогда не шли ни в какое сравнение с выражениями украинцев, работавших в качестве переводчиков для немецких ведомств, пытавшихся в таком тоне вести политические переговоры. Кох не прочь был высмеять Розенберга за то, что тот полагался на украинских осведомителей.
Он правдиво написал, что уже запретил избиение населения, на которое неоднократно ссылался Розенберг, хотя тут же добавил: «Даже сегодня хорошие национал-социалисты, на чьи плечи я вынужден возложить ответственность за обеспечение производства и найма рабочей силы, говорят мне, что невозможно пробудить от природы слабое желание украинцев работать без периодических жестких наказаний».
Точно так же, как Розенберг принял условия Коха в спорах с ним, Кох сделал вид, что согласился с «дифференциацией» Розенберга, лишь для того, чтобы начать свою собственную контратаку. Основа немецкой политики, писал он, заключалась в том, чтобы «отделить украинских славян от большого московского славянского блока и поместить их под немецкое руководство. Поскольку, однако, украинская интеллигенция и эмигранты, от влияния которых ваши посредники, по-видимому, не застрахованы, видят эту цель по-своему… здесь имеет место расхождение во мнениях, в котором я вижу причину многих выпадов в адрес моей политики».
По его мнению, было только две цели, которые оправдывали его усилия, цели, о которых он бесконечно твердил в течение последующих двух лет: наладить сельскохозяйственное производство и наем людей на работы для рейха. Военные нужды стояли превыше всего, и поэтому, заключил Кох, «я прошу вас, господин рейхсминистр, не усложнять выполнение этих задач необоснованными нападками на мою политическую работу… Я также прошу вас не подрывать мой авторитет, рассылая указы, содержащие критику моей работы, подчиненным мне или полностью независимым от меня органам».
Позиция Коха являла собой твердый и окончательный отказ от любых «подачек» и «уступок» населению. Хотя Розенберг, готовый принять такое отношение к великороссам, не мог смириться с ним в отношении Украины. 13 мая он отправил копию своего меморандума в штаб Гитлера. Розенберг заявил в немецкой прессе, что нацистская политика на Востоке должна быть «реалистичной… без схематизма [и должна быть] основана на реалиях жизни». Он лично отправился в Украину, чтобы набрать «боеприпасов» против Коха и утвердить свою власть. А 10 июля Розенберг отправился на встречу с Гитлером, чтобы лично изложить свои доводы. Между тем Кох, понимая, что заставил Розенберга занять оборонительную позицию, 29 июня отправил подробный отчет Гитлеру, не утрудившись уведомить ОMi.
Обе фракции теперь ожидали вердикта фюрера.
Зенит и Надир
С началом в конце июня 1942 г. общего немецкого наступления на Восточном фронте штаб Гитлера переместился в окрестности Винницы
[24]. Здесь 22 июля Борман, вернувшись из поездки в соседние колхозы, искусно привел разговор к обсуждению украинской проблемы. Он сообщил о неожиданно высокой плодовитости и хорошем здоровье украинцев: «Такое плодотворное размножение может однажды стать для нас серьезной проблемой». С осторожностью ссылаясь на «этих проклятых украинцев», а точнее, на «этих русских, которые называют себя украинцами», Борман апеллировал к долгосрочным целям Гитлера по германизации Востока. В интересах рейха было «ограничить размножение украинцев, так как мы все равно хотим, чтобы в один прекрасный день вся страна была заселена исключительно немцами».
Гитлер тут же согласился с тем, что «крайне важно» было дать местным понять, что они тут не хозяева. Необходимо было максимально упростить образование, не допускать развития украинских городов, не позволять немцам жить среди украинцев; и даже медицинские и санитарные услуги необходимо было строго ограничить. «Наша миссия заключается не в том, чтобы добиться улучшения уровня жизни местного населения…»
Именно этих слов ожидал Борман, и к ним он тщательно подготовился. Он с энтузиазмом принялся редактировать тезисы Гитлера и на следующий же день отправил их Розенбергу в качестве официальной директивы фюрера по руководству его политикой. В ней слово в слово были перечислены замечания Гитлера накануне вечером, и это было, пожалуй, самое экстремистское политическое заявление, когда-либо выпущенное ставкой Гитлера. Эта директива была равносильна полному провалу программы Розенберга по сотрудничеству с «так называемыми украинцами» и особенно всем планам по проведению «политической войны» на Востоке. Розенберг раздражал Гитлера; неоднократно в своих личных беседах фюрер использовал его в качестве мальчика для битья. И именно Розенберга он имел в виду, когда в начале августа объявил: «Любой, кто заикнется о том, что надо лелеять и цивилизовать местное население, будет немедленно сослан в концентрационный лагерь… Я опасаюсь одного: как бы министерство восточных территорий не попыталось облагородить украинских женщин».
Летом и осенью 1942 г. в рядах немецкого руководства с новой силой воспрянул энтузиазм и надежды на будущее. Победы на поле боя смазывали петли политического экстремизма. Относительно стабилизировав ситуацию на северном участке фронта, в июле немецкие войска начали наступление через Дон, и новая группа армий «А» вышла, миновав Ростов-на-Дону, к Кавказу
[25]. К концу августа немецкие танки прорвались к берегу Волги; на обеих вершинах Эльбруса 21 августа были подняты знамена со свастикой; Роммель в Северной Африке взял Эль-Аламейн; немецкие подводные лодки топили суда с сотнями тысяч тонн поставок антигитлеровской коалиции; британская высадка в Дьепе провалилась.
