Вторгаясь в Украину летом 1941 г., Германия была полна надежд. При правильном обращении большая часть украинского населения могла бы солидаризироваться с целями новых властей. Люди, по большому счету, жаждали облегчения; их требования были скромными. Наконец представилась уникальная возможность. Однако Германия все испортила и настроила против себя тех, кого якобы стремилась освободить.
Постепенно нарастало разочарование. Несмотря на то что временами отдельные немецкие чиновники прислушивались к желаниям народа и действовали в соответствии со здравым смыслом, для всех, за исключением горстки людей, подобные случаи значительно перевешивались неумолимо растущим списком немецких зверств и злоупотреблений.
Нигде еще не наблюдалось такого разительного раскола в рядах немецкой власти, как на Украине. А ведь эта область была для них важнее всего. Тем не менее, игнорируя мнение людей, которые призывали к новой «просвещенной» политике, те, в чьих руках была сосредоточена власть, – от Гитлера и до Коха – упрямо держались за свои мифы и видения.
Пока немецкие войска побеждали, уступки местному населению считались излишними; когда они начали проигрывать войну, уступки стали считаться опасными. Сопротивление росло как снежный ком, и ответом стало усиление террора против «непокорных толп». Несогласные с таким курсом напрасно пытались спорить. Приближался 1944 г., немецкие войска отступали из Украины, и ни Гитлеру в его ставке, ни Коху на месте так и не удалось найти рецепт «управления Востоком».
Они начали с крестового похода против нечестивых. Затем они утешали себя представлениями о грядущем рае. Потом они упрямо цеплялись за программу полномасштабной эксплуатации Востока. И каждый раз терпели неудачу. Хотя опыт и политика варьировались от местности к местности, результат почти везде был одинаковым. Наиболее воинственные элементы населения присоединялись к антигерманским силам, коммунистическим или антикоммунистическим группам; масса людей с нетерпением ждала дня освобождения; даже те, кто, опасаясь советского возмездия, отступали вместе с немцами, проклинали обе стороны.
Кох был героем для «колонизаторов». Хотя Гитлер и санкционировал необузданную экономическую эксплуатацию и выстроил планы, основанные на самой крайней интерпретации нацистской догмы, Кох был центром, который привлекал экономических и политических безумцев. «Если я встречу украинца, достойного сидеть со мной за одним столом, – сказал он однажды, – я прикажу его расстрелять». Геринг и Борман, Заукель и Гиммлер с радостью наблюдали за его свирепствованием. Оппозиция против доктринеров и экстремистов – нацистская и ненацистская, гражданская и военная, пропагандистская и искренняя, утилитарная или проукраинская – не без причины была общностью, разрываемой изнутри, а главное, неспособной добиться каких-либо изменений в слепом безумстве властей предержащих. Показательно, что по сравнению с Кохом даже Розенберг, будучи самым что ни на есть нацистским представителем антироссийских, антибольшевистских, антисемитских, антирелигиозных и антидемократических идей, в контрасте оккупированного Востока мог порой примерить на себя гротескную маску либерализма. Даже его пародия на гуманитарные «уступки» коренным народам обернулась крахом. Как и в других оккупированных регионах, Украина, проигранная на поле битвы, уже до этого была проиграна Германией в умах и сердцах людей.
Глава 9
Диадохи и Восток: 1943 г
Розенберг и СС
В дуэли с Кохом Розенберг выставил себя некомпетентным слабаком. Со всей своей нетерпимостью и бессмысленными проповедями он размяк, и поражения стали для него обычным делом. Лучшим примером его отчаянных попыток перейти от «боя с тенью» в избранные слои нацистских диадохов послужат его отношения с конкурирующими ведомствами немецкой иерархии – министерством иностранных дел, армией, СС и министерством пропаганды. После неудачи, вызванной вердиктом Гитлера в середине 1943 г., его связь с СС достигла кульминации.
Розенберг и Гиммлер давно враждовали; их отношения символизировали конфликт между теорией и практикой, между пассивностью и динамичностью. Постоянные трения между руководством СС и Розенбергом в первые годы войны на Востоке только расширили пропасть. OMi питало отвращение как к лидерам элитной охраны типа Гейдриха, так и к эсэсовской философии «унтерменша» – и СС возвращало это презрение с процентами.
Однако оказавшийся в изоляции Розенберг ощущал необходимость в поддержке в этом состязании на власть и особенно в своей проигрышной борьбе с Кохом. Куда он мог обратиться? Геринг спонсировал Коха и, кроме того, неуклонно терял свое влияние. Министерство иностранных дел только что было вытеснено из Ostpolitik. Борман разделял взгляды Коха. Военные, которых самих загнали в угол, презирали гражданских пустословов; некоторые из них выступали против Розенберга как представителя нацистской догмы; а те, кто был готов вступить с ним в коалицию в декабре 1942 г., были вынуждены замолчать после того, как Гитлер аннулировал их незавершенный брак «по расчету». Единственным возможным союзником оставались СС.
Вряд ли Розенберг смотрел на ситуацию именно в таком свете. По всей вероятности, идея коалиции с СС возникла у него лишь после начальных, почти случайных контактов. Пакт с СС означал компрометацию принципов Розенберга на фундаментальном уровне, однако он, судя по всему, полагал, что поддержка Гиммлера предоставила бы ему необходимую свободу для преследования своей собственной политики, и он, возможно, даже смог бы убедить СС одобрить ее. К тому же поддержка СС нейтрализовала бы враждебность со стороны Бормана и Коха.
Гиммлеру же и его людям терять было нечего. Они прекрасно знали, что СС в этом партнерстве будут занимать доминирующее положение и смогут диктовать свои условия. Гиммлер мог бы разместить своих марионеток в OMi и, быть может, пополнить список своих внушительных владений и подконтрольных ему учреждений. Циник Гиммлер не собирался даже рассматривать возможность серьезного политического взаимодействия с Розенбергом.
Условным посредником между двумя «державами» стал Готтлоб Бергер, присоединившийся к нацистскому движению и СА до прихода Гитлера к власти. После «путча Рема» его лояльность сместилась в сторону СС, где он стал успешным офицером в штабе Гиммлера, преданным инструментом, грубым, бесцеремонным и при необходимости беспринципным. Во время войны Гиммлер доверил ему руководство одной из ключевых ветвей своей империи – Главным управлением СС (SS-HA).
Розенберг встретился с Бергером в конце весны 1942 г. Когда агент Гиммлера поинтересовался причинами «напряженных отношений» с СС, Розенберг достаточно справедливо объяснил их незаконным вмешательством полиции в оккупированные страны и в целом личным поведением и политикой, проводимой по приказу Рейнхарда Гейдриха. Поскольку этот разговор произошел как раз после убийства Гейдриха югославскими патриотами, Бергер мог смело вторить Розенбергу и возложить вину на своего мертвого вождя. Бергер, склонный соглашаться со своими собеседниками (как позже утверждал Розенберг), встал на сторону Розенберга и в этом вопросе.
Розенберг, отягощенный своим конфликтом с Кохом, вскоре сообщил Гиммлеру, что, возможно, им стоит наладить более тесные отношения. В июле 1942 г. после непродолжительного разговора Гиммлер назначил Бергера («с которым вы и ваш штат уже хорошо знакомы») офицером связи с OMi.
