На практике такая дифференциация сводилась к несколько привилегированному статусу эстонцев и латышей по сравнению с литовцами. Однако различия были небольшими. По сути, от прибалтийских национальностей необходимо было избавиться – либо через изгнание, либо путем ассимиляции. Розенберг-дифференциатор, везде стремившийся взрастить национальное самосознание малых народов, уступил место Розенбергу-«германизатору». Не совсем понимая, как соотносятся эти два понятия, он явно отдавал приоритет интересам Германии, какими бы экстравагантными они ни были, нежели интересам других национальностей. Всякий раз, когда в игру вступали высшие цели Германии, становилось очевидно, что его «пронациональная» репутация была лишь фасадом.
Конфликт интересов оставался официально неразрешенным. Та самая директива, в которой говорилось о стремительной немецкой колонизации Прибалтийских государств, подразумевала также немецкий «протекторат» над ними. В то же время, в рамках антироссийской борьбы, территория РКО должна была быть существенно увеличена за счет Великороссии: широкая полоса территории на востоке до озера Ильмень и реки Волхов должна была стать частью новых приграничных районов Прибалтики. Латвия должна была распространиться до Великих Лук; Новгород, старый ганзейский форпост в России, должен был быть переименован в Хольмгард, так же как Эстония, возможно, стала бы Пейпус-ландом, а Латвия – Дуналандом (Двиналандом) с началом немецкого заселения. Расширенный Остланд, «вырезанный из тела Советского Союза», должен был «стать ближе к германскому рейху».
Область Лозе
После быстрого продвижения германских войск в Литву и Латвию в первые недели войны Гитлер приказал передать их гражданской администрации с 1 сентября 1941 г.; 5 декабря Эстония также стала частью рейхскомиссариата «Остланд».
Сам Лозе не был важной или яркой личностью. Будучи фанатичным нацистом, он был скорее расслабленным бюрократом, нежели динамичным лидером. У него не было цельной «концепции» Востока или долгосрочных целей, и его не особо заботила судьба его подданных. Большую часть своего времени он посвящал своим личным делам.
Как и Эрих Кох, Лозе стремился к созданию своей личной империи, независимой от Берлина. Пытаясь превратить РКО как раз в такую империю, он упорно и порой по-детски старался «централизовать» все в своих руках, тем временем пуская по-настоящему важные вопросы на самотек. С учетом огромных территорий, колоссальных проблем, а также нехватки и низкого качества немецкого персонала Берлин неоднократно наказывал своим людям на местах избегать попыток контролировать каждую мелочь на оккупированных территориях. До Лозе это так и не дошло. Для него тоталитаризм был синонимом железного контроля. Результатом стал нескончаемый поток директив, инструкций и декретов, занимавших тысячи страниц.
Немецкое гражданское правительство привезло с собой полные грузовики картотек, папок, штампов, пишущих машинок и других офисных принадлежностей. В разгар войны, носившей характер смертельной схватки, между Ригой и четырьмя главными комиссариатами, находившимися под ее юрисдикцией, велась длительная переписка по поводу самых тривиальных административных проблем. Устанавливался ценовой контроль для металлических венков, для гусей с и без головы, живых и мертвых. Клейст указывает на декрет о «максимальных ценах на ковры» с разницей в 10 пфеннигов за килограмм между светло-коричневыми и темно-коричневыми вискозными коврами в Латвии. Лозе лично настаивал на подписании знаков «Курить запрещено» и правил по сбору мусора. Всякий раз, когда ему указывали на то, что он слишком щепетильно относился к таким мелочным вопросами, он отвечал, что люди принимают его за «ночного сторожа». Вскоре его так называемые «шнорерские
[29] указы» стали посмешищем для большей части немецкой администрации.
Когда группа наблюдателей из министерства пропаганды посетила «Остланд» осенью 1942 г., они сообщали о недовольстве среди подчиненных ведомств по поводу чрезмерной централизации в Риге, в результате которой низшие эшелоны стали «самыми ярыми представителями оппозиции Лозе». Генерал-комиссар Эстонии Карл Лицман угрюмо жаловался, что «в Риге воцарилась вакханалия экономической заорганизованности».
Своей основной задачей Лозе считал реконструкцию вверенных ему районов. Aufbau und Kultur
[30] – таков был его несколько лицемерный лозунг, который сам по себе уже символизировал пропасть между ним и Кохом. Его более пассивная позиция была обусловлена и тем фактом, что нацистская концепция не заклеймила прибалтийские народы термином «унтерменш». Отчасти просто по инерции, отчасти из соображений экономического удобства он стремился увековечить статус-кво, включая институты, которые он нашел, приняв руководство над РКО; поскольку, как он выразился, «не важно, что мы здесь сохраняем некоторые из прежних большевистских форм экономики… это правильные формы, и они позволяют нам добыть наибольшее количество ресурсов для ведения войны».
Поэтому он выступал против возвращения частной собственности досоветским владельцам; советские меры по национализации действовали еще долгое время из-за его страха перед переменами, из-за его веры в государственный контроль и, наконец, из-за того, что немецкая неспособность к «реприватизации» предположительно облегчила бы полное выселение народов Прибалтики в будущем. Тем временем увековечение «советизации» не могло не разозлить обширные слои населения.
И хотя в этом плане он разделял готовность Коха эксплуатировать местное население и ресурсы ради военных нужд Германии, политическое мировоззрение Лозе, каким бы невнятным оно ни было, в значительной степени отличалось от того, что господствовало на Украине. Он не разделял биологическую ненависть Коха к людям, которыми он правил; он принял (так же как и советские учреждения) и с некоторыми изменениями увековечил систему символического самоуправления, которую спонсировали армейские командиры, пока территория не перешла к гражданской администрации. К началу 1942 г. Лозе даже совершал косвенные выпады в адрес Коха, когда говорил своим людям: «До тех пор, пока народ ведет себя мирно, относиться к нему нужно достойно. А совершать политические ошибки и лупить людей по голове все горазды».
Эта его позиция лучше проявилась на конференции с Герингом и другими высокопоставленными нацистами в августе 1942 г. В то время как немецкие чиновники были обеспокоены политическими и экономическими последствиями растущего партизанского движения, Лозе оправдывался за то, что не сумел произвести то, что от него ожидалось. Когда он сослался на нехватку рабочей силы, принудительную вербовку рабочих и отсутствие немецких сил в его регионе в качестве причин своей неудачи, Геринг тут же назвал его лжецом; Заукель раскритиковал его за то, что он разрешил производство таких «необязательных» товаров, как детские коляски; а Кох с гордостью заявил: «Берите пример с Украины». Извиняющаяся позиция Лозе объяснялась не несогласием с целями, а ее неэффективностью. Эта неспособность добиться результатов отразилась в подходе, радикально отличавшемся от подхода Коха. Он хорошо проиллюстрирован в следующем диалоге:
