Указывая на параллельные усилия, предпринимаемые для продвижения политических и пропагандистских экспериментов среди других восточных народов, Виндекер – отнюдь не либерал – заключил: «Поэтому я считаю своей неотъемлемой обязанностью еще раз подчеркнуть, насколько важно, чтобы людям из стран Балтии было немедленно предоставлено «временное политическое решение в соответствии с их справедливыми пожеланиями».
Дебаты затянулись, все больше и больше чиновников поддерживали «автономию» в несколько наивной убежденности в том, что такие символические уступки могут восстановить ущерб, нанесенный за два года оккупации. Наконец, благодаря тому что Гиммлер настаивал на разработке десяти возрастных групп для СС в Эстонии и Латвии, этот вопрос был поднят на конференции с Гитлером в ноябре 1943 г., когда Розенберг встречался с фюрером. Показывая, что Гиммлер вмешивался в то, что Розенберг считал своим собственным домом, он тем не менее убеждал поддержать проект автономии. Борман, разумеется, выступал против этой схемы, и Розенберг незамедлительно доказал свою склонность к тому, чтобы отступать, когда его атакует более сильная сторона: он высказался, что ухудшение положения в Латвии и Эстонии вызвано главным образом «мягкостью» генерал-комиссаров. Собственный план Розенберга предусматривал либо установление культурной автономии, либо провозглашение (но не обязательно реализацию) в странах Балтии политической автономии. Согласно его заметкам, «фюрер неоднократно заявлял, что само собой разумеется, что он не может отказаться от этих стран, что, конечно же, не может быть и речи об этом. Он также по своей природе выступал против принятия таких далеко идущих уступок в трудные времена».
Игнорируя проект политической автономии, Гитлер попросил своих сотрудников пересмотреть декларацию о культурной автономии. Это, по крайней мере, то, во что Розенберг решил поверить. На самом деле, как быстро сообщил Ламмерс, весь вопрос был мертв и похоронен. Фюрер считал момент «несвоевременным» для таких заявлений, содержание которых, кроме того, «запоздало». Совет Ламмерса – надо забыть этот вопрос.
Между тем конфликты Лозе с его партнерами продолжались. Он представил бесконечные меморандумы против Лицмана, который отказался выполнить некоторые указы Лозе и санкционировал сам себе празднование дня независимости Эстонии. В сообщениях Розенбергу и Борману Лозе обвинил Лицмана в «политике слабости». В перетягивании каната с таким же упрямым высшим руководителем СС и полиции в «Остланде» Фридрихом Еккельном, который получил особые полномочия для мобилизации всех имеющихся трудовых ресурсов, Лозе писал о злоупотреблениях в официальных и неофициальных жалобах, ему отвечали взаимностью. Его конфликт с армией был настолько горьким, что в конце концов он публично дал пощечину генералу Фридриху Бремеру, главнокомандующему вермахтом в «Остланде».
Но вражда Лозе была наиболее очевидной в обмене резкими и порой оскорбительными сообщениями с Розенбергом. Каждый пытался устранить другого: планы Розенберга относительно балтийской автономии предусматривали ликвидацию РКО, функции которого были бы непосредственно взяты на себя его министерством в Берлине; Лозе, в свою очередь, подверг критике Ostministerium за его неспособность разработать четкую политику, вплоть до визита к Гитлеру (через Бормана) с проектом покончить с министерством Розенберга и поставить два рейхскомиссариата непосредственно под контроль фюрера.
После длительных переговоров, часто за спиной Лозе, сотрудники Розенберга сумели выпустить ряд новых указов в феврале 1944 г., передав некоторые полномочия в области культуры местной администрации в прибалтийских регионах; симптоматично, что Розенберг в последний момент выступал как нечто тормозящее их принятие, но наконец согласился, будучи уверенным, что Гиммлер обеспечил одобрение фюрера. Дополнительные усилия были предприняты для изучения возможности предоставления политической автономии (или, как предложили некоторые в последнюю минуту, подписания «мирных договоров») с Прибалтийскими государствами. Эти бесполезные проекты были прекращены из-за отступления немецкой армии. Бройтигам сообщил офицерам «Остланда» незадолго до их эвакуации в рейх: «В связи с военными событиями в «Остланде» в настоящее время не представляется целесообразным заниматься международным правовым статусом Латвии».
Длительная и часто ожесточенная дискуссия в отношении автономии не должна омрачаться тем фактом, что ее предоставление не принесло бы никаких заметных преимуществ для прибалтийских народов. Пропаганда автономии отражала стремление некоторых «прагматиков» к пропагандистскому паллиативу и надежду на то, что другие элементы будут использовать его как средство для искренней эволюции к балтийскому самоуправлению. Показательно, что даже такая символическая мера оказалась неприемлемой для немецких правителей.
Конец «Остланда»
Дни славы Лозе быстро подошли к концу. К весне 1944 г. Красная армия во второй раз через пять лет настойчиво колотила в ворота Балтики. В апреле Белоруссия была формально отделена от рейхскомиссариата Лозе. Ввиду советского наступления «Остланд» снова был объявлен областью военной юрисдикции, а конфликты Лозе с армией и СС умножились до такой степени, что любое эффективное ведение дел было смехотворным. Наконец 25 июля Лозе послал Розенбергу жесткую филиппику. «Вы верите, – сказал он ему, – что можно найти возможность переложить вину за известную слабость вашего министерства на плечи другого». В тот же день Лозе написал Ламмеру, что, глядя на импотенцию, невежество и бездеятельность Ostministerium, он отныне считает своим долгом действовать независимо, в соответствии с пожеланиями Гитлера и своей совестью.
Три дня спустя, когда военная ситуация быстро ухудшилась, его совесть, или, скорее, его чувство самосохранения, продиктовало ему бежать из Риги в рейх без санкции из Берлина. Чтобы решать оставшиеся задачи, Гитлер поручил Эриху Коху, который ранее потерял свое «украинское царство» и затем бушевал в Восточной Пруссии, взять на себя ответственность за остатки «Остланда». В своем собственном окончательном отчете об «Остланде» Розенберг сообщил Гитлеру, что полет (бегство на самолете) Лозе был следствием «плохих отношений между рейхскомиссаром Лозе и высшим руководителем СС и полиции, а также ведущими представителями вермахта». Боясь утратить расположение фюрера, Розенберг предпочитал молчать о своем личном конфликте с Лозе.
Действия Лозе дорого стоили его подчиненным прибалтам, и немцам тоже. Менее фанатичный, чем Кох, более глупый, чем злой, он стоял на пути любой инициативы и воображения. Он проявил себя довольно амбивалентно в отношении доверенного ему «царства»: гордился этим и стремился создать его как свою собственную «империю», но органически не мог понять или отождествить себя с интересами своих подданных. Если, в отличие от Коха, он иногда смутно воспринимал максиму «не всегда ударяй людей по голове», это никоим образом не способствовало более просвещенной или менее надменной политике. И даже если бы, преодолев лень и половинчатость, он начал новый курс, это было бы лучше по отношению к более славному будущему Третьего рейха – но не к лучшему будущему для тех людей (прибалтов), которыми он правил.
Так же как и везде на советской земле, три года нацистского правления в Прибалтийских государствах превратили массу населения в врагов немцев. Из активных националистов тысячи присоединились к легионам СС, которые немцы вербовали для борьбы с коммунистами
[33], но многие люди поднялись на борьбу против нацистов, причем сами, без одобрения советской власти. Объективно нацистское правление в Прибалтике было более выраженным, чем в других местах; экономические стандарты, культурные и политические возможности и даже поведение среднего немецкого чиновника были немного лучше, чем на давно советских землях со славянским населением. Но эти привилегии были слишком незначительными, чтобы остановить волну антигерманских настроений в Прибалтике. К сожалению, для прибалтийских народов единственной альтернативой немецкому правлению было возобновление в 1944 г. советской власти, которую принесла Красная армия.
