В то же самое время турецкий генерал Эркилет обратился в немецкое министерство иностранных дел с просьбой выдать визы двум татарам, последователям Джафара Сейдамета, лидера эмигрантов-сепаратистов (в 1919 г. был зарубежным представителем Крымского курултая, позднее – движения «Прометей». – Пер.). В середине ноября посол фон Хентиг, который курировал отдел по делам Ближнего Востока в министерстве, разрешил им отправиться в Берлин. Вскоре они прибыли в Германию и начали там свою деятельность. Это был единственный пример в ходе войны с СССР, когда рейх официально санкционировал участие в ней представителей невоюющей стороны, хотя и чисто символическое. Лицемерный характер этого шага со стороны немцев хорошо иллюстрирует тот факт, что во время переговоров с этими представителями татарского националистического движения было принято окончательное решение о полной германизации Крыма. Когда у турок возродилась надежда на независимость Крыма, Розенберг и Гитлер сошлись во мнении об «опасности идеологии пантуранизма». Двум крымским татарам «из Константинополя» не было дано разрешение на посещение лагерей военнопленных, в которых находились их соотечественники. «Единственное, что им позволено было сделать, – говорилось в записках Розенберга, – это отобрать из всех военнопленных группу крымских татар в количестве 250 человек и гарантировать им особое обращение, памятуя о реакции Турции».
После завоевания Крыма из националистов и других татарских «добровольцев» были сформированы вспомогательные воинские части, сражавшиеся на стороне Германии (насчитывалось шесть крымско-татарских батальонов, исполнявших полицейские функции и боровшихся с партизанами большей частью под командованием СД)
[50]. Об этом было позволено писать в немецкой прессе, как об одном из основных татарских «прав». Указывая на численное превосходство русских и украинцев на полуострове, один автор высказал мысль, что «вполне понятно, что татары надеются на пересмотр» своего статуса. Подчеркивалось, что «своим участием в борьбе против большевизма… татары обрели право на то, чтобы их интересы были приняты во внимание» при будущей реорганизации Восточной Европы.
Говорить что-либо определенное об этих планах в официальных заявлениях намеренно избегали. Лишь отдельные замечания намекали на дальнейшие планы Германии. Некий автор, чья статья прошла нацистскую цензуру, писал: «В качестве курорта всей Европы, Крым уверенно пойдет к своему великому будущему в рамках большого европейского экономического пространства». Для тех, кто мог понимать высокопарные нацистские речи, их смысл был предельно ясен.
Армия в Крыму
Немецкие войска (7 дивизий 11-й армии и румынский горный корпус) вышли к Перекопскому перешейку в конце сентября 1941 г. и с боями прорвались 18–20 октября в Крым. Однако зимой советские войска высадились на его восточном побережье и отбили Керчь и Феодосию. Только в результате ожесточенных боев немцы восстановили господство над полуостровом после повторного захвата ими Керчи и длительной осады (30 октября 1941 – 4 июля 1942 г.) и штурма Севастополя в мае – июле 1942 г. Крым оказался в оккупации. До конца 1942 г. в Крыму находился штаб сначала фельдмаршала фон Манштейна, командующего 11-й армией, затем фельдмаршала фон Клейста, командующего группой армий «А».
На местах в Крыму военная оккупация имела во многих отношениях те же самые черты, что и в континентальной части страны. Немцы отличались «утилитарным» подходом к населению; однако, когда к тому «вынуждала ситуация», они прибегали к насилию. Тон задавало заявление Манштейна, что «еврейско-большевистское правление должно быть искоренено раз и навсегда». Поэтому немецкий солдат должен был поступать «как мститель за все жестокости, совершенные в отношении его и немецкого народа…». К тому времени, когда до крайней степени обострилась проблема с продовольствием, что привело к всеобщему возмущению народа, он издал 11 ноября 1941 г. приказ, в котором, в частности, говорилось, что «особенно во враждебных нам городах большая часть населения будет голодать. Но несмотря на это, ни один из продовольственных продуктов, которыми нас снабжает отечество ценой собственных лишений, не может, исходя из чувства ложного гуманизма, раздаваться пленным и населению, если только оно не находится на службе вермахта». Что же касается антинемецких элементов, «население должно больше бояться наших репрессий, чем возмездия партизан».
С другой стороны, необходимо было привлечь на свою сторону хотя бы часть населения. Манштейн подчеркивал: «Пассивность большого числа антисоветски настроенных жителей должна уступить место осознанному выбору в пользу активного сотрудничества в противостоянии большевизму. Где оно отсутствует, к нему необходимо принудить с помощью соответствующих средств». Основной предпосылкой при этом, как понимало армейское командование, должно было быть «справедливое отношение ко всем небольшевистским элементам населения». Приказывалось строго «уважать религиозные обычаи, особенно татар-мусульман»; запрещалась конфискация у крестьян «последней коровы, последней курицы и семенного материала»; вводилась сложная система вознаграждений и поощрений для тех жителей, которые активно помогают оккупационным войскам. Командующий оставался скептически настроенным в отношении возможностей подобной политики. Манштейн признавал, что будет сложно завоевать поддержку советского населения, и «в итоге их интересы будут всегда расходиться с нашими».
Манштейн не одобрял деятельность команд СД, хотя и не говорил об этом открыто. В Симферополе СД захватило картотеку агентов НКВД и отдало приказ об их расстреле без всякого предварительного разбирательства. Ликвидация евреев проводилась с той же безжалостностью, что и повсюду.
Более неопределенной была политика в отношении национальностей Крыма. В результате полученных из Берлина директив, касавшихся прежде всего великороссов, за выполнение которых отвечали СС и имперское министерство оккупированных восточных территорий, русское население Крыма подверглось дискриминации. Русских уволили с постов в местной администрации и хозяйственных организациях, в основном в сельской местности, и заменили представителями татарской национальности, согласившимися на сотрудничество. С другой стороны, продолжали выходить подцензурные газеты: «Голос Крыма» на русском и «Азат Кырым» на татарском языках. Пожалуй, самым большим препятствием при проведении протатарской политики было явное меньшинство татар среди местного населения, о чем постоянно напоминали некоторые армейские офицеры; они считали, что необходимо быть реалистами и избегать антагонизма в отношениях со славянами. Кроме того, только часть татарского населения выражала явные националистические чувства, хотя мусульманская вера имела широкое распространение.
Когда же турки и протурецкие элементы с одобрения посла в Турции фон Папена потребовали местного самоуправления в Крыму, армейское командование решило пойти на компромисс. В итоге были сделаны уступки татарскому национальному чувству, однако не было даровано права на самоуправление. Было только разрешено создание местных мусульманских комитетов. Первый был организован в середине ноября 1941 г., а в 1942 г. в Симферополе появился центральный мусульманский комитет. Он занимался рассмотрением прежде всего местных религиозных и культурных вопросов. Стремление крымских татар к самоуправлению, хотя и символическому, было отчасти удовлетворено. Немецкий контроль открытой общественной деятельности давал возможность оккупационной власти предотвращать появление враждебных ей намерений.
