Наконец, существовали серьезные трения в верхах, в частности между Томасом, Кейтелем, Герингом и Альбертом Шпеером, рейхсминистром вооружений и боеприпасов, который приобретал влияние и власть по мере того, как шла война. Генерал вермахта Томас был не согласен с генералом Шубертом, который возглавлял экономический штаб «Ост», потому что тот «был излишне занят теоретическими идеями в отношении будущего», а не насущными повседневными вопросами. В результате Шуберт в июле 1942 г. был освобожден с занимаемой им должности. Краткое время штаб возглавлял Томас, а затем начальником стал генерал Штапф. К тому времени борьба между армейскими экономическими управлениями и гражданским министерством Шпеера достигла апогея. Служба экономики обороны и вооружения прекратила свое существование, и часть ее вошла в министерство Шпеера. В итоге в феврале 1943 г. генерал Томас подал в отставку. С одной стороны Шпеер, с другой – различные подразделения управления по четырехлетнему плану вышли победителями из ожесточенной межведомственной войны. Постепенно к экономическим организациям переходили полномочия министерства Розенберга и военной администрации. Требования, предъявляемые к специалистам по экономике в результате затягивания войны, вознесли их к вершинам власти, поставив их выше администраторов и солдат.
Для управления сельским хозяйством на Востоке требовалось создание специальной сети немецких учреждений. Большая протяженность сельских ореалов (регионов) и приоритет в вопросах обеспечения сельскохозяйственной продукцией объясняли рост их административного аппарата. У каждого инспектирующего органа был свой сельскохозяйственный отдел, выполнявший те же функции, что и сельскохозяйственный отдел в каждой местной администрации. Точно так же экономические команды, как и окружные комиссариаты и полевые комендатуры, имели свои отделы по вопросам сельского хозяйства. В основании этой сложно устроенной пирамиды стоял фюрер (начальник) по сельскому хозяйству (Landwirtschaftsfuhrer), который представлял немецкие интересы на местном уровне и наблюдал за работой крестьян. Зачастую это был единственный в деревне немецкий чиновник, и его роль была исключительно важна в повседневных контактах между завоевателями и завоеванными.
Было признано, что «ввиду большой площади земель и ограниченного числа имеющихся в наличии немецких экспертов, для управления сельским хозяйством необходимо прибегать, до некоторой степени, к помощи местного административного аппарата». В то же самое время военные экономисты придерживались с самого начала того мнения, что повышения продуктивности обрабатываемых земель невозможно добиться без значительного немецкого административного аппарата. В то время как гражданская администрация стремилась ограничить роль чиновничества в экономике, Геринг в ответ на это заявил следующее: «…Крайне важно, чтобы в сельском хозяйстве на оккупированных территориях, и особенно в наиболее продуктивных районах, было задействовано как можно большее количество немецких начальников. Это дало бы возможность получить наибольшее количество продуктов и обеспечить их поставку туда, где в них есть настоятельная потребность в интересах немецкой военной экономики».
Территория, которую предстояло контролировать, была настолько обширной, что вопреки низвергавшемуся потоку директив ла-фюреры (так в обиходе называли начальников по сельскому хозяйству) на деле оставались предоставленными сами себе. Условия сильно менялись от области к области, а часто и от деревни к деревне, и для того, чтобы найти способ решения проблемы, от ла-фюрера требовалась небывалая изобретательность. Они имели относительную свободу в принятии решений, что было оговорено законодательно. Их насчитывалось около 14 тысяч человек. Среди них встречались разные люди, в том числе некомпетентные, коррумпированные и невежественные. Будучи единственными представителями германского народа господ на многие километры в окрестности, они часто рассматривали подвластную им территорию как личное поместье. Хотя при этом они иногда и проявляли интерес к своему делу, чаще это вело к открытым злоупотреблениям.
Многое зависело от отдельных чиновников. За исключением нескольких положительных примеров, их престиж в глазах населения был крайне низок. Это было особенно явственно в тех случаях, когда «экспертом» был немецкий крестьянин, который, не имея специальной подготовки, оставлял свой небольшой крестьянский двор где-нибудь в Тюрингии или Баварии и оказывался в огромном колхозе на Украине. Не знающий языка, озадаченный многочисленными проблемами механизации, севооборота, общественных работ и действиями партизан, «фюрер по сельскому хозяйству» вызывал у местных крестьян одновременно чувство страха и негодования и в то же время становился предметом насмешек. Даже немецкие наблюдатели признавали, что «способности сельских начальников для выполнения своих задач значительно различаются. В целом можно сделать вывод, что нужных кадров для работы явно недоставало».
Как и в других областях германского господства на Востоке, цели, поставленные перед сельским хозяйством, были враждебны местному населению. Немцы прибегали к непопулярным методам, и они были неспособны спасти то, что еще было можно спасти.
Глава 16
Германия и сельское хозяйство Востока (часть I)
Запутанный колхозный вопрос
Любое правительство в России обречено столкнуться с теми же самыми проблемами в сельском хозяйстве, которые преследовали еще советское правительство, – как справиться с недовольством сельского населения и каким путем и при помощи каких средств повысить продуктивность хозяйств и получить от крестьян необходимое продовольствие. Система аграрных отношений, установленная советской властью, оказалась поразительно неэффективной
[57]. С экономической точки зрения сельскохозяйственный потенциал областей, захваченных немцами, был гигантским. Согласно советской статистике здесь насчитывалось свыше 100 тысяч колхозов и 3 тысячи машинно-тракторных станций (МТС), более 40 процентов всех обрабатываемых сельскохозяйственных площадей и около 45 процентов поголовья домашнего скота в СССР. Однако рост урожайности, несмотря на все драконовские меры советских властей, был явно незначительным. Среди сельских жителей было наибольшее число недовольных, упорно сопротивлявшихся проводимой Советами политике. Достаточно вспомнить насильственную коллективизацию, проведенную десятью годами ранее, которая стоила жизни миллионам крестьян. Недовольство колхозным строем продолжало существовать на протяжении всего довоенного периода. Плановые поставки сельскохозяйственной продукции и система трудодней, принудительная работа на «общей» земле, засилье бюрократов-управленцев, конфискация частного инвентаря и сельскохозяйственной продукции, аресты и чистки – таковы были тяжелые повседневные реалии жизни советского крестьянина.
Альтернативы, перед которыми стояла Германия в вопросе советских колхозов, прекрасно иллюстрируют весь комплекс проблем. Политика laissez-faire (невмешательства) означала либо признание за народом права самому решать свою судьбу, либо решение оставить все, как есть. Невозможно было себе представить, чтобы немцы воздерживались от введения нового аграрного порядка, вследствие потребности немцев в увеличении поставок продовольствия. Другой возможный вариант – сохранение status quo, который, будучи удобным средством колониальной эксплуатации, поддерживали многие немецкие официальные лица, как наиболее подходящий. При этом забывали о том, что отказ проводить реформы отрицательно сказывался на настроении народных масс оккупированных областей, а в итоге и на продуктивности хозяйств. Последней альтернативой были спланированные перемены, предусматривавшие частичный или полный роспуск колхозов, чего больше всего хотели крестьяне. В итоге это придало бы больший импульс росту производительности труда и привело бы к увеличению сельхозпоставок государству, чем этого можно было бы достичь на пути принуждения и террора.
