Немецкий контроль
Слом советской системы получения и распределения сельскохозяйственной продукции заставил немцев по-новому ее организовать. Были созданы корпорации для оккупированного Востока, действовавшие в качестве единственного доверенного лица или посредника рейха. Наиболее важной из них было центральное торговое общество «Восток» [Zentral-handelgesellschaft Ost, сокращенно ZO или ZHO] по сбыту сельскохозяйственной продукции и снабжению сельского хозяйства. Это была государственная корпорация, обладавшая монопольным правом, которая действовала под руководством экономического штаба «Восток». Ею была организована сеть сотен управлений, контролировавших работу персонала организации, – около миллиона местных жителей. В ее задачу входили прежде всего заготовка, перевозка и сбыт сельхозпродукции с оккупированного Востока, а также управление сельскохозяйственными предприятиями и молокозаводами и снабжение советских крестьян оборудованием и потребительскими товарами. Основным «покупателем» была, конечно, германская армия. Смешение военных, гражданских и экономических функций и низкая квалификация персонала организации серьезно мешали эффективности работы ЦТО «Восток». Однако эта корпорация имела значительные прерогативы; на пике своей деятельности она управляла свыше 4 тысячи заводов. Некоторые из ее немецких спонсоров с гордостью указывали, что ЦТО «Восток» не является капиталистической организацией и что доходы этой корпорации никогда не шли частным предпринимателям. Наоборот, Берлин смотрел на нее как на источник доходов, которые могли бы компенсировать часть военных расходов.
Специальная корпорация [Landbewirtschaftungs-Gesellschaft Ukraine, сокращенно LBGU] взяла на себя управление совхозами, а позднее осуществляла общий технический контроль над земледельческими товариществами на Украине. Аналогичная организация появилась в рейхскомиссариате «Остланд». К концу 1942 г. они контролировали свыше 3 тысяч совхозов в качестве государственных уполномоченных.
Наряду с колхозами основным типом хозяйств на селе в Советском Союзе был совхоз. Он также прекрасно отвечал целям нацистов. По сути, совхоз, большое хозяйство с наемными сельскими работниками, полностью соответствовал немецким представлениям об идеальной колониальной плантации. Немцы упорно считали, что большое хозяйство более эффективно, чем разделенное на множество мелких частных хозяйств. Небольшое число немцев смогло бы его легко контролировать, и в будущем он мог быть примером при создании больших немецких хозяйств, которыми владели бы или управляли государство, или СС и армия, или отдельные немцы. Конечно, СС подвергали жесткой критике аграрную реформу за преступный провал плана по созданию немецких хозяйств на Востоке, «организации поместий в опорных пунктах для контроля над сельской местностью».
Если в рейхе не раздавалось голосов протеста против полной трансформации колхозов в совхозы, то чиновники, занятые решением практических вопросов на местах, хорошо представляли себе тот хаос, к которому приведет подобное решение. Оно могло не только затруднить работу немецкого персонала и учреждений, но снизить производство сельскохозяйственной продукции и вызвать сильное недовольство крестьян. Поэтому статья Ц декрета 15 февраля 1942 г. предусматривала, что во главе совхозов, «как бывшей собственности [советского] государства», необходимо поставить «немецкую администрацию» и переименовать их в государственные хозяйства – Staatsguter, что, собственно говоря, уже имело место.
Гитлер запретил, пока идет война, передавать права собственности в оккупированной России отдельным немецким гражданам. Лишь только войска на фронте могли участвовать в разделе трофеев. Большинство совхозов осталось в руках германского правительства. Об их будущей судьбе и контроле над ними в настоящем широко не говорили. Это объяснялось в большой мере опасением Берлина дать этим повод для советской контрпропаганды. Вот как этот вопрос объясняется в следующей немецкой директиве: «Это признак плохого понимания политической обстановки, когда в немецких публикациях сообщается об образовании новых государственных хозяйств. Вражеская пропаганда обвиняет немецкую администрацию в желании возродить в деревне старые поместья, а вместе с ними рабство. Крестьяне на оккупированных территориях, однако, в результате длительной эволюции своих взглядов стали заклятыми врагами старого помещичьего строя. Если бы им стало известно об организации новых совхозов, это вызвало бы недоверие у сельского населения и даже поддержку с их стороны вражеской пропаганды».
Вопросы немецкого контроля и поселений удивительным образом переплелись с судьбой МТС. Машинно-тракторные станции были фокусами советского политического надзора над деревнями в их округе, и через их контроль за техникой и специалистами осуществлялся и контроль над работой колхозов. Немцы использовали МТС в качестве рычагов своего влияния в экономике и политике. Конечно, им был нанесен сильный урон с экономической точки зрения из-за нехватки топлива и эвакуации советской стороной значительного количества сельскохозяйственной техники. То, что от нее осталось, было сильно повреждено, так что было тяжело или даже невозможно все это отремонтировать. Там, где это было возможно, МТС были восстановлены, и управляли ими назначенные немцами инженеры.
В развитие тезиса Шиллера, что Германия должна избегать вмешательства в сельское хозяйство Востока и ограничиться всего лишь наблюдением за ним, было выдвинуто предложение по созданию сети «опорных пунктов» под контролем Германии, по одному на несколько деревень, откуда можно было бы осуществлять эффективный контроль над хозяйствами. МТС, как представлялось, были наиболее пригодны для этой цели. Некоторые экономисты поддерживали этот план, прежде всего по экономическим соображениям. В качестве примера для подражания они выбрали румынские ocolul agricol – агрономические станции с образцовыми хозяйствами, сельхозмашинами, элитным семенным фондом и скотом. Другие, стремившиеся проводить политику германизации Востока, были склонны считать, что эти «опорные пункты» приведут к образованию немецких поместий, разбросанных среди местных деревень. Формулировки многих положений февральского декрета 1942 г. преднамеренно были сделаны обтекаемыми, чтобы позволить интерпретировать их по-разному. Несомненно, проект Кернера по созданию «опорных пунктов» объяснял его поддержку аграрной реформы. Рикке тоже сказал Гиммлеру, что система «хозяйств, бывших колхозов, шесть к десяти будет поддерживаться и финансироваться Германией». Согласно протоколу совещания сам Шиллер выступал за то, что МТС должны стать «центрами германской хозяйственной администрации» и что их управляющие, став арендаторами рейха, смогут платить ренту натурой вместо налогов.
Декрет об аграрной реформе февраля 1942 г. прямо заявлял, что «соответствующие МТС станут сельскохозяйственными опорными пунктами. Их задача состоит в принятии всех необходимых мер, что служат прогрессу сельского хозяйства в сфере своей деятельности, и в создании всего необходимого оборудования вследствие этого…» (статья Ц).
В неофициальной обстановке инициаторы принятия этого декрета в своих аргументах шли еще дальше. Так как необходимо было показать, что реформа не помешает планам германизации, требовалось объяснить, что немецкие опорные пункты вытеснят со временем МТС в качестве центра немецкой колонизации. «Частичный переход к личным хозяйствам не помешает выполнению планов создания немецких хозяйств и немецких поселений… как только состояние сельского хозяйства и особенно процессы ценообразования стабилизируются, во главе опорного пункта можно будет поставить немецкого управляющего [Grundherr], который получит самостоятельность. Таким образом, он станет управлять 10–15 порученными ему хозяйствами, которые будут следовать его предписаниям и за чье развитие он будет нести ответственность».
