На Украине, согласно донесениям экономического штаба «Ост», у населения «община не вызывала теплых чувств, в отличие от товарищества. Причиной этого является сохраняющаяся система трудодней и невозможность в полной мере распорядиться урожаем из-за норм обязательных поставок. Некоторые крестьяне стремятся избежать обязательного вступления в общину; для этого несколько их домовых хозяйств объединяются в одно независимое хозяйство». В северных регионах, где преобладали товарищества и частные земельные владения, «крестьяне работают и в будни, и по выходным, с утра до ночи. Они помогают друг другу лошадьми, являя собой образцовое товарищество. С любовью и заботой ремонтируют дома, чинят амбары и возводят заборы вокруг садов». Шиллер лично неоднократно доносил, что, «несмотря на часто высказываемое опасение, что русский крестьянин уже полностью стал безынициативным, тем не менее он еще не выродился».
Несмотря на то что не все было столь идилличным, результаты явно свидетельствовали, что широкомасштабные меры по разделу земли, домашнего скота и сельскохозяйственного оборудования (даже там, где их продолжали использовать сообща), отмена обязательных трудовых норм и разрешение сельского самоуправления, даже в ограниченной форме, были действенными факторами, привлекавшими крестьянство на сторону немцев. Конечно, в тех районах, где немецкий контроль был минимальным – в отдельно стоявших деревнях далеко от шоссейных и железных дорог, на границах контролируемой партизанами территории или в районах местного самоуправления кубанских казаков и бригады Каминского
[59] – колхозная система была полностью упразднена, что положительным образом сказалось на настроении местного населения.
Кнут и пряник
Проводившаяся реформа ухудшила материальное положение крестьянства и привела к падению поддержки немцев среди сельских жителей. Продолжение войны означало ужесточение немецкой политики в отношении крестьян: постоянно повышались квоты на поставку сельскохозяйственной продукции и, что было тяжелее всего, все чаще немцы прибегали к практике принудительной трудовой повинности. Гитлер лично распорядился привлечь к работе в рейхе, в промышленности, на шахтах и в сельском хозяйстве миллионы работоспособных мужчин и женщин с Востока. Новая политика вызвала ожесточение и страх среди крестьянства, а молодежь заставила уйти в ряды партизан, что было для нее единственным средством избежать депортации в Германию. С другой стороны, это резко сокращало количество рабочих рук в деревнях, лишая сельское хозяйство наиболее квалифицированной рабочей силы. Административные органы и различные хозяйственные ведомства не хотели, естественно, падения сельскохозяйственного производства. Однако так и не была решена проблема выделения приоритетов в распределении рабочей силы. К середине зимы 1942/43 г. недостаток рабочих рук на Востоке был настолько острым, что любая трудовая повинность могла нанести непоправимый урон сельскохозяйственному производству. Обсуждая эту проблему с военной администрацией, Розенберг признал наличие «трудностей, которые автоматически появляются при выполнении фундаментальных требований рейха». Все сильнее расходились друг с другом задачи максимально большей поставки рабочей силы в Германию и наиболее эффективного использования рабочей силы на местах.
На практике программа принудительного трудового набора продолжала выполняться, несмотря на протесты администрации и агрономов. Сельское хозяйство Востока и так уже испытывало дефицит рабочей силы, и те крестьяне, что еще оставались, были запуганы и озлоблены продолжавшейся отправкой их собратьев в рейх.
В то же самое время требования экономии продовольствия в Германии принуждали Гитлера «выжимать из Востока» как можно больше ресурсов. Геббельс, начавший смотреть на вещи более реалистично после первого зимнего кризиса, заметил весной 1942 г., что «фюрер сделал все возможное, чтобы избежать урезания пищевого рациона в Германии. Даже сейчас он делает все возможное, чтобы обеспечить большие поставки продовольствия, особенно с Украины». Но затем Геббельс добавил: «Я не разделяю оптимизм фюрера, что нам удастся в обозримом будущем добиться значительных поставок с Украины. У нас нет рабочих рук, надлежащей организации и особенно транспорта…» Однако Гитлер продолжал выдвигать новые планы. Если будет необходимо, он «заберет последнюю корову с Украины, чтобы не позволить своей стране голодать». С возмущением фюрер отмахивался от всех тех, кто призывал не смотреть с излишним оптимизмом на поставки добавочной продукции с Востока. Подобно ему Геринг также утверждал, что «немецкий народ питается явно недостаточно», и придерживался мнения, как и в первые месяцы кампании, что «на каждой оккупированной территории народ объедается, в то время как наши люди голодают. Немецкие чиновники были посланы на Восток, Бог свидетель, не для того, чтобы заботиться о благополучии вверенного им населения, но чтобы получить там максимум возможных ресурсов для выживания немецкого народа». Неудивительно, что постоянно растущие поставки продовольствия с оккупированных восточных территорий в Германию еще больше увеличили пропасть между правителями и подданными и обесценили все положительные стороны аграрного «нового порядка».
Для многих критиков реформы это отчуждение было неизбежным следствием неадекватного немецкого подхода к проблеме советского сельского хозяйства. Провозглашение аграрного декрета не заставило замолчать критиков. В то время как Кох и его подчиненные продолжали саботировать умеренную «реформу», эти критики выступали за более широкие и быстрые преобразования, и не только по причине их целесообразности. Так, профессор Ханс Юрген Серафим утверждал, что «необходимо осуществить передачу земли таким образом, чтобы убедить крестьянство, что Германия действительно желает перемен, и это не останется просто обещанием на будущее».
К концу лета 1943 г. стали видны результаты реформы, и критика ее усилилась. Представители Розенберга при группе армий «Центр» сообщали, что «распоряжения о высоких квотах поставок зерна, картофеля, скота и прочего вызвали у населения беспокойство и, отчасти, явное неудовольствие». Вернувшись из инспекционной поездки по Востоку, Шиллер писал, что «трудолюбивому крестьянину должна быть предоставлена большая свобода», чтобы пробудить у него большую инициативу. Даже высокие квоты поставок не вызовут протеста, если не будет нарушено право справедливой оплаты и крестьянину будет выдаваться все большая часть урожая, побуждая его производить все больше. Имея в виду тактику Коха, Шиллер настаивал на своем: «Лучший заготовитель продукции не тот, который требует больше от крестьян, но тот, кто может получить больше». Бройтигам объяснял разочарование населения на Украине медленным претворением в жизнь аграрной реформы. В письме к Рикке он потребовал более быстрой реорганизации хозяйств в общины, роста частного землевладения и расширения пропаганды реформы, которая ничего не дала, но лила воду на мельницу советской пропаганды.
Ахметели, директор Института Ванзе, снова продолжил критику реформы. После поездки на Украину он представил доклад, в котором содержались обвинения в некомпетентности министерства Розенберга и одновременно был предложен целый ряд будущих реформ. Готтлоб Бергер, которому был передан доклад по каналам СС, с возмущением назвал его «крайне угрожавшим безопасности государства». «Украинцы должны знать, – заметил он, – что мы победители и хозяева. В военное время они должны подчиняться нам. Что будет после войны, их совершенно не касается». Он не был согласен с предложением Ахметели дать право коренным жителям на самоуправление и с удовольствием отправил бы «профессора» на постоянное жительство на Востоке.
