Раздел 5 посвящен организационным мерам.
К тому времени как русские достигли Одера, они также знали об ужасах Варшавы, Майданека и Треблинки. Уверенность в том, что они вели войну за освобождение своего народа, была сильна не только среди простых солдат, но и среди творческой интеллигенции, повсюду сопровождавшей Красную армию. Получив офицерские звания, они ездили по всем фронтам, от Арктики до Крыма. Писатели, вроде Константина Симонова, сценаристы, как Всеволод Вишневский, такие поэты, как Евгений Долматовский, – все принимали участие в военных действиях. Они не проводили линию партии, а просто описывали то, что видели и пережили сами; многие из их дневников впоследствии были опубликованы. К 1943 году погибло более двухсот таких авторов.
Также советские войска на Одере получили прямые политические директивы. Чуйков писал:
«Грядущее наступление сделало настоятельным усиление политической работы, то есть деятельности партии и комсомола среди личного состава. Как только мы получили боевые приказы, были собраны политотдел штаба, политическое руководство и командование различных корпусов и дивизий. Партийный комитет единогласно принял следующую резолюцию: «Накануне наступления вынести на передовые позиции все знамена…»
И действительно, русские наступали и входили в Берлин под развевающимися красными знаменами. Перед несколькими группами были поставлены особые задачи; в частности, четырем группам по четыре человека ставилось задачей водрузить красный флаг над Рейхстагом; другие группы должны были сделать то же самое на Бранденбургских воротах. Еще одним группам было приказано захватить Гитлера живьем или идентифицировать его труп. Все приказы подписал командующий 1-м Белорусским фронтом маршал Жуков.
В ночь 15 апреля, накануне штурма Берлина, 2000 солдат и офицеров вступили в ряды Коммунистической партии Советского Союза, тогда ВКП(б). Всего за два месяца ожидания на Одере ряды партии пополнились на 17 000 человек на всех трех фронтах
[20]. Из всех союзников только русские вели на самом деле тотальную войну. Коммунистическое руководство не имело никаких сложностей в возложении этого тяжкого бремени на плечи более чем согласной на это нации. В Красной армии не было отпусков – факт, который следует брать в расчет при рассмотрении поведения русских в Германии.
Было ли Берлину известно о гигантской диспропорции в соотношении сил? Хотя Гиммлер, как временный командующий группой армий «Висла», в своих рапортах о концентрации сил противника на Одере сильно искажал существующее положение, военное командование отлично знало истинное состояние дел. Тогда почему они допустили продолжение военных действий? Верно то, что фюрер, укрывшийся в своем надежном бункере под Рейхсканцелярией, все еще обладал достаточной властью, чтобы приказать расстрелять собственного свояка, Германа Фегелейна, за попытку бежать из Берлина; верно и то, что он все еще находил молодых офицеров СС, чтобы формировать военно-полевые суды и вешать людей за «пораженческие» высказывания, – однако он не смог бы запретить генералам действовать так, как диктовала им собственная совесть. Объяснение, что, зная о своей неминуемой гибели, Гитлер и его преступная группа были решительно настроены увлечь упирающийся офицерский корпус за собой в бездну, не годится. Правда состоит в том, что армия и жители Берлина все еще надеялись на чудо, которое вдруг изменит их отчаянное положение.
Сегодня такое проявление убежденности просто сброшено со счетов, как безрассудное поведение, основанное на исторических аналогиях времен Фридриха II Великого. Однако на самом деле это имеет более глубокие корни.
В 1950 году нацистское «Издательство Дюрера» из Буэнос-Айреса издало книгу под названием Brennpunkt FHQ. Menschen und Masstabe im Fuhrerhauptquartier – «В центре внимания – штаб-квартира фюрера. Люди и поведение». Автор, называющий себя Ганс Шварц, несомненно являлся свидетелем конца, находясь на стороне Гитлера. Он заявляет, что незадолго до последнего русского наступления – а именно в апреле – он сказал Вернеру Науману из министерства пропаганды, что «войска и люди начали отвечать усталыми улыбками на постоянное сравнение нашего положения с эпизодами из жизни Фридриха II Великого»
[21]. Этот человек, несомненно невосприимчивый к пропагандистским лозунгам, тем не менее продолжает следующим:
«Я помню слезы невыразимой скорби, слезы отчаяния, навернувшиеся у нас на глазах, когда мы увидели, что наши войска отброшены к Берлину, тогда как бомбардировщики западных держав продолжали летать над нами, ровняя с землей наше последнее железнодорожное сообщение с советским фронтом. Мы впали в отчаяние не потому, что проиграли войну, а потому, что западные нации, политики и генералы оказались не способны понять, даже в этот последний момент, что все, что происходило, было не чем иным, как харакири Европы».
Лозунг, что «Европа» должна объединиться против «Азии», выдвинул лично Гитлер. Лозунг придавал немцам миссионерское рвение при их продвижении к Волге и, очевидно, не утратил своей притягательности даже сейчас, когда «Азия» начиналась от Франкфурта-на-Одере.
Почему же немецкие надежды на спасительную операцию союзников в самый последний момент на самом деле не оправдались? Немецкие расчеты на это последнее средство спасения оказались ошибочны по той причине, что, пока политики вроде Черчилля были, возможно, готовы использовать вчерашних нацистов в качестве теперь уже порядочных немцев против русских, обычные люди на Западе, которые вели жестокую войну против гитлеровской Германии последние 6 лет, попросту взбунтовались бы. Для британцев, американцев, французов, бельгийцев, датчан, голландцев, норвежцев и других Германия являлась не той «Европой», которую стоило защищать от «Азии». Однако, когда даже такие преступники, как Гиммлер, могли на полном серьезе верить в то, что в самый последний момент все еще можно привлечь на свою сторону союзников своими антисоветскими лозунгами, нет ничего удивительного в том, что генералы, не принимавшие участия в создании концентрационных лагерей, должны были разделять его убежденность. И они продолжали пребывать в заблуждении – и старались оправдать себя, – утверждая, что поскольку лично они не совершили никаких преступлений, то и не несут никакой ответственности, даже притом, что все время служили преступному хозяину. И почему бы им не предполагать, что западные союзники примут их оправдания – что на самом деле те и сделали несколькими годами позже? Это стало не результатом изначально ошибочного мыслительного процесса западных держав, а всего лишь вопросом времени. Просто западному миру потребовалось чуть больше времени, чтобы «настроиться на их волну». Ведь в то время военные преступления были еще слишком свежи в памяти людей.
