«Кто сказал? Кто доложил?»
«Командир корпуса, генерал Рыжов»
[34].
Жуков не мог поверить своим ушам. И, поскольку он не мог поверить в это, приказал Чуйкову отправить надежных штабных офицеров «на несколько участков южнее Берлина» с приказом выяснить, какие из войск Конева наступают на столицу Германии. Другими словами, великий маршал проводил своего рода рекогносцировку внутри самой Красной армии. Только тогда Чуйкова озарило, что произошло на самом деле, – Сталин был так раздражен отсутствием серьезного прогресса у Жукова, что даже не побеспокоился посоветоваться с ним.
Примечание Чуйкова: «Вот почему он так разъярился. Ну и плевать на его тщеславие!»
И все же Жуков не остался без своего рода сатисфакции. Это произошло на участке фронта Конева, где у немцев был единственный крупный успех за все время Берлинской операции – прорыв 9-й армии под командованием генерала Буссе
[35]. Коневу пришлось обогнуть густые леса Шпревальда, чтобы взять в окружение 9-ю немецкую армию, которую – как обычно – удерживали там личные приказы Гитлера. И генерал Буссе, игнорируя приказы Гитлера, по собственной инициативе совершил прорыв на запад, добившись в этом значительного успеха. Около 30 000 его солдат смогли соединиться за Потсдамом со знаменитой резервной армией Венка
[36]. Вместе с частями последнего они в конечном итоге переправились через Эльбу, достигнув таким образом своей цели – сдаться в плен американцам. И Конев ничего не смог предпринять на этот счет.
Медленно, очень медленно, русские продолжали наступление. 20 апреля, в день рождения Гитлера (значимость даты не ускользнула от русских), районы собственно самого Берлина впервые оказались под огнем советской артиллерии. Артиллеристы Чуйкова подтянули несколько полевых орудий к самому городу и произвели ряд залпов по центру, включая Потсдамскую площадь. Невозможно определить калибр этих орудий; нам известно лишь то, что прибыли они по обычной дороге и ничего необычного в них не было. Этот момент имеет некоторую важность ввиду телефонного звонка, который Гитлер сделал по этому поводу.
Даже если жители Берлина и заметили это, они не были особенно впечатлены этим первым артиллерийским обстрелом. Воздушные налеты происходили целыми днями, и берлинцы не улавливали особой разницы между бомбами и снарядами, которые со свистом падали на них. Однако на немецкое Верховное командование и самого Гитлера артиллерийский огонь произвел более глубокое впечатление.
В день своего рождения Гитлер, похоже, предпочитал не слышать артиллерийскую канонаду, укрывшись в глубинах своего бункера. Однако утром 21 апреля он выказал некоторое беспокойство. Фюрер позвонил генералу Коллеру
[37], начальнику штаба люфтваффе, в его штаб-квартиру в заповеднике Вердер на западе Берлина.
Гитлер: «Вам известно, что Берлин находится под артиллерийским огнем? Центр города?»
Коллер: «Нет».
Гитлер: «Вам что, не слышно?»
Коллер: «Нет, я в заповеднике Вердер».
Гитлер: «В городе сильное волнение из-за этого огня дальнобойной артиллерии. Мне сказали, что русские подвезли тяжелые орудия на железнодорожных платформах. Кажется, они также построили железнодорожный мост через Одер. Люфтваффе следует немедленно атаковать и уничтожить эти орудия».
Коллер: «У противника нет железнодорожных мостов через Одер. Они могли захватить немецкую батарею тяжелых орудий и развернуть ее в нашу сторону. Но, скорей всего, они используют для обстрела города собственные средние орудия» (Карл Коллер. Последний месяц – Der Letze Monat. 1949).
Определенно фюрер предпочел бы, чтобы у русских все-таки были тяжелые орудия. Если такое происходит из-за обстрела средними орудиями, то конец мог быть не за горами. И действительно, советские танки 9-го корпуса уже входили в пригороды. Приближаясь, танкисты видели по сторонам дороги новые вывески: «Берлин – город дьявола!»
Будет справедливым сказать, что в мемуарах их военных руководителей нет того самовосхваления, которое мы находим в воспоминаниях немецких генералов, которых, похоже, подстегивала острая потребность хоть чем-то компенсировать две проигранных войны.
Вот воспоминания командира русского танкового корпуса: «Вот оно, логово фашистского чудовища! Город, где вынашивались безумные планы уничтожения народов Европы. Первым шел танк Плеханова. На углу Франкфуртерштрассе экипаж уничтожил фашистское противотанковое орудие и остановился. Водитель, сержант Ф. Н. Самотес, открыл люк, и Плеханов выбрался наружу. Люди в благоговении окружили советскую боевую машину. Раздались крики: «Добро пожаловать, дорогие товарищи! Наконец-то наши танки!», «Да здравствует Россия!». Русские юноши и девушки, угнанные в гитлеровское рабство и теперь освобожденные Красной армией, бросились к нашим солдатам-освободителям. Они осыпали их всем, что смогли найти, – цветами, сладостями, фруктами, пивом. «Простите, товарищи, но у нас нет времени на остановки», – крикнул им Плеханов. И наши танки покатили дальше».
Глава 6. На берлинском фронте
24 апреля, полностью окружив Берлин
[38], русские приступили к последнему акту. В честь героев Берлина в Москве был произведен салют из двадцати орудий. (Когда русские и американцы пожали друг другу руки близ Торгау, Москва устроила салют из целых двадцати четырех орудий в честь 1-го Украинского фронта.)
Слово «Салют» стало кодовым словом двух массированных налетов 1486 самолетов советских ВВС 25 апреля. С того момента и далее в небе Берлина господствовали русские, а американцы и британцы оттуда убрались.
Советской армии потребовалось время с 16 по 24 (25. – Ред.) апреля, чтобы замкнуть кольцо вокруг Берлина. Кольцо не везде было одинаково плотным; самое слабое его место находилось там, где соединились передовые части двух фронтов, то есть западнее города. Многочисленные части Жукова растянулись с северо-востока на юго-восток; на юге находился фронт Конева, который в то же время двигался в соответствии с приказами Сталина. Однако на севере и северо-западе, за мостами через Хафель, ситуация оставалась запутанной, по крайней мере в течение нескольких дней, так что кольцо оказалось, так сказать, дырявым. Кто бы ни желал вырваться из ловушки – или, точнее, кто имел разрешение на прорыв или шел на риск быть казненным за дезертирство, – именно здесь испытывали свою удачу.
