Хотя этих батальонов и близко недоставало для восполнения потерь лета и осени 1944 года, тем не менее это означало приток свежих сил. В конце года сотню немецких дивизий рассредоточили вдоль огромной линии фронта между Ригой и озером Балатон, хотя следует отметить, что почти ни одна из них не была полностью укомплектована личным составом. Как правило, каждой дивизии приходилось удерживать участок фронта (примерно от 25 до 50 км). Отсутствовали наземные коммуникации между группой армий «Север», позднее переименованной в группу армий «Курляндия», и группой армий «Центр» – последняя оказалась отрезанной, когда русские вышли к Балтике севернее Мемеля
[4]. Южнее группы армий «Центр» имелись еще три группы армий: «Северная Украина», «А» и «Юг». Этим армиям противостояло 400 советских пехотных дивизий и 100 отдельных бронетанковых частей, у многих из которых также был недокомплект личного состава.
Таким, вкратце, было положение, когда Гитлер решил перехватить военную инициативу посредством наступления на Западе. Несмотря на то что Германия подвергалась постоянным бомбардировкам, только специальных составов, перевозивших солдат, оружие, снаряжение и боеприпасы, в количестве 3000 пересекло Рейн при подготовке Арденнского наступления. Сам Гитлер 10 декабря 1944 года перебрался в Цигенберг, в свою ставку «Адлерхорст» – «Орлиное гнездо», неподалеку от Бад-Наухайма. Зимой 1939 года здесь все обустроили по высшему разряду, но до сих пор не использовали. Постепенно, во время войны – и окончательно после Сталинграда, – немцы потеряли из виду своего фюрера. Они никогда не знали, где он находился; Гитлер постоянно переносил свою штаб-квартиру то в Рейхсканцелярию, то в «Бергхоф» в Баварских Альпах, то в свой особый поезд, то в «Фельзеннест» близ Бад-Мюнстерайфеля, то в «Вольфшлюхт» в Бельгии, то в «Танненберг» в Шварцвальде, то в «Вольфшанце» в Восточной Пруссии, то в «Вервольф» на Западной Украине и, наконец, в «Орлиное гнездо».
11 и 12 декабря Гитлер в два этапа собрал своих командиров дивизий и армий и, прибегнув к помощи длившихся по нескольку часов речей, постарался убедить их, что еще не все потеряно, что победы все еще возможно добиться путем массированного наступления.
В то же самое время в Седльце, за Вислой, в значительно менее комфортабельных условиях маршал Жуков обсуждал с командующими своими армиями план совершенно другого наступления. Целью советских войск был Берлин.
Начальник штаба Жукова, генерал Малинин, вкратце изложил суть предстоящей операции, точнее, ее первой стадии, а именно – охват немецких частей вокруг Варшавы и Радома и взятие польской столицы. В течение 10–12 дней войска маршала достигнут рубежа Кутно – Лодзь. Войскам 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов (группы армий) предстоит сыграть основную роль в этой операции; они были самыми боеспособными и имели в своем распоряжении наибольшее количество танков. Общая идея состояла в том, что, сломив сопротивление противника, эти две группы армий продвинутся вглубь оккупированной Германией территории и будут действовать наподобие захвата клещей. Считалось, что еще 10–12 дней потребуется для осуществления этой второй части кампании. Это означало продвижение по 10–15 км в день. Эти расчеты не соответствовали действительности – очевидно, уроки военной истории не были хорошо усвоены.
В начале своей русской кампании Наполеон взял очень быстрый темп наступления; его войска с боями продвинулись до Москвы за восемь недель. Во время отступления он покрыл то же расстояние всего за пять недель. Дивизиям Гитлера потребовалось две летних кампании, чтобы преодолеть расстояние от Днестра до Волги, а когда их разгромили, они проделали обратный путь за половину этого времени.
«Мы, командиры Красной армии, видели и чувствовали, что сила немецких войск ослабевает с самого начала 1943 года. В то же самое время наш собственный боевой дух и решительность продолжали крепнуть, и не с каждым днем, а с каждым часом. Именно поэтому мы не могли понять, почему Верховное главнокомандование установило столь медленный темп продвижения в начале 1945 года. По нашему мнению, стоило бы удвоить этот темп; мы были убеждены, что наши войска покрывали бы по 25–30 километров в день» (В. И. Чуйков. Конец Третьего рейха – Das Ende des Dritten Reiches. Еженедельник Народной армии ГДР. 1964–1968).
Получилось так, что даже эта оптимистическая оценка оказалась заниженной – советское наступление на Висле и Одере было столь же стремительным броском, как сход снежной лавины. Наступление началось по согласованию с западными союзниками, и это вопреки тому факту, что военный дневник немецкого Верховного командования утверждает, что «после начала Арденнского наступления союзники вынудили Советский Союз поддержать их собственное наступление на Западе наступлением на Востоке. Однако русские мешкали с началом широкомасштабного наступления» (Перси Е. Шрамм. Военный дневник Верховного главнокомандования вермахта – Oberkommandos der Wehrmacht – O.K.W. Т. IV. Гл. 2).
Такому утверждению нет доказательств; все это показывает лишь то, что идеология холодной войны проникла даже в немецкую военную историю. Именно Сталину принадлежала идея начать – примерно 20 января – наступление с плацдарма города у Баранув-Сандомерски на Висле. Однако, по необъяснимым причинам, американцы и англичане посчитали, что это слишком поздно, хотя еще месяцем раньше немцев в Арденнах отбросили назад, и союзники закрепились на своих позициях западнее Рейна. Очевидно, союзников ошеломила неожиданная, хоть и бессмысленная, демонстрация силы Германией, когда, по их расчетам, Гитлер был практически разбит. Несомненно, в этом была причина того, что теперь они переоценивали ударную мощь Германии – факт, который не мог не иметь столь катастрофических последствий на последнем этапе войны.
Эйзенхауэр (Дуайт Дэвид Эйзенхауэр (1890–1969) – генерал армии (1944), в 1953–1961 гг. 34-й президент США; в 1944–1945 гг. командующий экспедиционным корпусом США в Европе; кавалер советского ордена «Победа». – Пер.) и Монтгомери (Бернард Лоу Монтгомери (1887–1976), 1-й виконт Монтгомери Аламейнский – британский фельдмаршал (1944); в 1943–1945 гг. командующий 21-й группой армий союзников; с мая 1945 г. – главнокомандующий британскими оккупационными войсками в Германии. – Пер.) приготовились к дальнейшим ударам немцев, и действительно, Гитлер грезил наступлением на Маас, Саар и Эльзас. 28 декабря он произнес еще одну из своих речей, длившуюся несколько часов и призванную поднять дух командиров дивизий. В ней он заявил: «Как бы ни истощили меня заботы, как бы сильно они ни подорвали мое здоровье, это не изменит моей решимости сражаться до конца, пока чаша весов не склонится в мою сторону» (Гельмут Гайбер. Речи и воззвания Гитлера – Hitler’s Laga Besprechungen. Штутгарт, 1962. С. 750).
6 января Черчилль отправил Сталину послание следующего содержания: «Буду Вам признателен, если Вы сообщите мне, можем ли мы рассчитывать на русское генеральное наступление на фронте от Вислы или где-то в другом месте в течение января… Я считаю это чрезвычайно неотложным делом».
Чуйков также цитирует это послание в своих мемуарах, которые стоят в одном ряду с другими наиболее объективными описаниями войны, вышедшими до сих пор. Между слишком официальной «Историей Великой Отечественной войны» и многими личными воспоминаниями, в которых больше эмоций, чем фактов, лежит глубокая пропасть, пропасть, в которой воспоминания Чуйкова стоят особняком. Перед нами человек, который, с одной стороны, способен дать нам отличную общую картину, а с другой стороны, имеет смелость честно и объективно выразить свое личное мнение.
