Поскольку в тот день над городом было совсем немного советских самолетов, нескольким немецким аэропланам удалось прорваться в Берлин.
Первыми оказались два «Юнкерса-52», приземлившиеся на путепроводе восток-запад неподалеку от колонны Победы (которая, по чистой случайности, уцелела за все время войны). Деревьям в Тиргартене, о котором так пекся сам Гитлер, и бронзовым фонарным столбам, о сносе которых так сокрушался Альберт Шпеер, пришлось исчезнуть ради устройства взлетной полосы достаточного размера.
Самолеты благополучно приземлились. Они доставили противотанковые боеприпасы, которые разгрузили под обстрелом русских. Из госпиталя привезли раненых, некоторых на носилках, и погрузили в грузовые отсеки. Взлететь удалось лишь одному самолету; другой врезался в здание и разбился.
Прилетевший вскоре «Мессершмитт-109s» сбросил медикаменты. Однако линия фронта стала до такой степени неопределенной, что некоторые парашюты приземлились на оккупированной территории. И это случилось не в первый раз.
Аэродром Гатов за рекой Хафель, который русские были вынуждены оставить днем раньше, снова подвергся их натиску. До его окончательного захвата успела прилететь рота моряков из Рехлина. Рота вошла в город по мосту через Хафель и окопалась на совершенно бесполезных позициях рядом с министерством иностранных дел. Позднее моряков приписали к 11-й дивизии СС «Нордланд» Крукенберга, которая постепенно стала приобретать некое подобие боевого формирования. Крукенберг записал, что командир моряков произвел на него «прекрасное впечатление – впрочем, как и все военно-морские офицеры».
К несчастью, моряки только что прибыли с курсов радиолокационной разведки на острове Фемарн. Эти будущие инженеры и специалисты по радиосвязи никогда не держали в руках оружия, гранат или фаустпатронов. Их винтовки прибыли из Италии – антиквариат образца 1917 года.
В свой последний день аэродром Гатов принял предполагаемого преемника Геринга, генерала фон Грейма
[70], и знаменитую женщину-испытателя Ханну Райч
[71]. Оба прилетели из Рехлина на «Фокке-Вульф-190» и направлялись к фюреру. А поскольку Гатов теперь оказался отрезанным от центра Берлина, им пришлось лететь в Тиргартен на легком самолете «Физелер-Шторьх». Во время этого недолгого полета фон Грейм получил ранение в ногу, и его пришлось нести к Гитлеру на носилках.
На следующий день Ханна Райч нашла возможность воспользоваться единственной сохранившейся телефонной линией между бункером фюрера и Верховным командованием вермахта, чтобы пространно описать свои злоключения начальнику штаба люфтваффе, генералу Коллеру. (Сейчас – в 1965 г. – она обучает пилотов в Гане. – Авт.)
Тем временем Вейдлинг решил перевести свою команду с Гогенцоллерндамм в бомбоубежище вермахта рядом с Бендлерштрассе. Изначально планировалось переехать туда в течение нескольких следующих дней, однако, из-за массированного артиллерийского обстрела Гогенцоллерндамм, пришлось сделать это тем же самым утром 26 апреля.
С этого времени руководство обороной Берлина осуществлялось с Бендлерштрассе, находившейся значительно ближе к бункеру фюрера.
Вскоре Вейдлингу снова пришлось переехать, хотя и не слишком далеко – в соседний бункер на поверхности земли. В самом бомбоубежище было невероятно душно. И, вдобавок ко всему, одна из его стен обрушилась, когда тяжелый стальной сейф провалился со второго этажа, проламывая по пути потолки, убив одну медсестру Красного Креста и серьезно ранив другую.
«Это юное создание положили на большой стол. Она умирала. И мы, мужчины, так часто сталкивавшиеся во время войны со смертью лицом к лицу, были непостижимым образом тронуты этой бессмысленной потерей», – вспоминает Рефиор. Между прочим, этот эпизод упоминается в воспоминаниях еще нескольких офицеров и, должно быть, послужил в то время главной темой разговоров. Наконец-то произошло что-то необычное! Среди них погибла юная девушка! В тот день смерть подобралась необычайно близко – в бункер командного пункта генерала.
27 апреля 1945 года
Репортаж газеты «Правда» из Берлина:
«Электричество включено, телефоны работают. Что касается газет, то местные жители сообщили, что их не было уже две недели. …Немецкие домохозяйки и пожилые люди выстраиваются перед пекарнями в очереди за хлебом. Проходя мимо, они отходят к стене и уважительно кланяются. То один, то другой господин умоляет нас не стрелять по домам мирных жителей, особенно по его собственному. Мы предъявляем ему экземпляр журнала Die Wehrmacht, № 18 от 27 августа 1941 года. …Показываем фотографии на страницах шесть и семь: «Бомбы для Москвы». …После ночного налета немецких бомбардировщиков пылает весь город. Затем рассказываем, что стало с другими советскими городами и добавляем: «Нам пришлось проделать долгий путь, чтобы принести вам наш ответ».
«За отель «Эден» и здание отдела вещевого снабжения сухопутных войск шли тяжелые бои. Нескольким советским танкам удалось прорваться в Зоопарк, до жилища гиппопотамов и планетария. Здесь они заняли господствующее положение над двумя башнями противовоздушной обороны и открыли огонь по тонким стальным щитам, которые вскоре рухнули. Временные штаб-квартиры 1-го зенитного дивизиона и 18-й моторизованной дивизии, которые выходили на Зоопарк, пришлось срочно эвакуировать… К счастью, снаряды не повредили выходящие на север и северо-восток помещения, где хранились ценные картины и скульптуры из музея императора Фридриха» (Волерман, цитата из работы).
До самого приближения русских к Берлину не прекращались усиленные работы по перемещению произведений искусства в безопасные – или считавшиеся таковыми – места. В число таких мест входил бункер в Фридрихсхайне, который, как и бункер в Зоопарке, был разрушен 9 мая. 13 февраля 1953 года газета Mannheimer Morgen опубликовала следующий отчет, который изначально появился в Neue Zeitung:
«9 мая в огне погибли следующие картины: «Мадонна с ангелами» Боттичелли, которую Вазари
[72] называл прекраснейшей вещью церкви Святого Франциска во Флоренции; «Святой Антоний» Гирландайо – часть триптиха алтаря церкви Санта-Мария-Новелла во Флоренции; «Пан» Сигнорелли, написанный для Лоренцо де Медичи и являвшийся одним из шедевров флорентийской школы. Не менее болезненными, чем эти утраты эпохи итальянского Возрождения, стали потери шедевров из коллекции итальянского Высокого Возрождения музея императора Фридриха, столь замечательно подобранных Боде: «Мадонна и восемь святых» Андреа дель Сарто, одна из наиболее ценных и живописных его работ; «Портрет адмирала Джованни Моро» Тициана; прекрасное украшение алтаря для церкви Мадонна делла Кьяра в Вероне работы Моретто; четыре фрагмента великолепной потолочной росписи из обеденного зала дворца Фондако-деи-Тедески в Венеции за авторством Паоло Веронезе; великолепное «Благовещение» Тинторетто и «Св. Матвей», написанный для церкви Сан-Луиджи-деи-Франчези в Риме.
