Старым немецким мастерам повезло немного больше, поскольку большинство их работ оказалось достаточно небольшими, чтобы поместиться в шахтные вагонетки в Тюрингии и быть своевременно вывезенными из Берлина. Средних размеров портрет Альберта фон Бранденбурга работы Лукаса Кранаха, оставленный по ошибке, оказался среди нескольких уничтоженных полотен. С другой стороны, потери фламандской живописи эпохи позднего барокко невосполнимы; десять значительных работ Рубенса исчезли в огне – включая «Диана и Сатурн», которая являлась частью коллекции великого курфюрста
[73] и, следовательно, одним из самых ранних шедевров европейской живописи, имевшихся в Берлине; «Кающаяся Магдалина», которую Фридрих II Великий приобрел для своего дворца Сан-Суси; «Диана, охотящаяся на оленя», висевшая в берлинском замке с XVIII столетия; «Нептун и Амфитрита», приобретенная Боде из венской коллекции графа Шёнборна, и «Вакханки», некогда экспонат коллекции герцога Мальборо из Бленхейма. Среди утерянных работ находились «Увенчание Христа терновым венцом» и «Купающиеся нимфы» Ван Дейка. Голландские мастера, со своими относительно небольшими картинами, пострадали меньше; тем не менее «Лесной пейзаж» Хоббемы, «Штормовое море» Якоба ван Рёйсдаля и «Портрет молодого человека в черном» Терборха оказались уничтоженными. Французская барочная школа лишилась полотна Лебрена, «Портрет семьи Ябах», которая удостоилась щедрого восхваления Гете. Были уничтожены следующие испанские картины: «Святая Агнесса» Алонсо Кано; «Сцена из жития святого Бонавентуры» Сурбарана; огромный пейзаж из францисканской церкви в Севилье; два религиозных мотива Мурильо и «Монах» Гойи. Более поздняя немецкая школа также потеряла много картин, включая «Вечерю в Сан-Суси» Менцеля».
24 апреля генеральный директор Государственного музея, доктор Отто Хунмель, обратился к советскому Верховному командованию с просьбой оказать ему помощь в сохранении берлинских коллекций. И хотя русские вывезли много произведений искусства, со временем они практически все вернули назад.
Дивизия «Нордланд» обосновалась в центральном секторе. После полудня ее командир, Крукенберг, заступил на свой пост на подземной станции «Штадтмитте».
«Я был глубоко разочарован, не обнаружив даже малейших признаков приготовлений к обороне, которые якобы делались на протяжении последних трех месяцев. Ни света, ни телефона; так называемый командный пункт центра города оказался всего лишь вагоном метро с выбитыми стеклами в так называемой «берлинской крепости». Мы стояли там как в воду опущенные. Что до провианта, то мы могли пополнять припасы из подвалов различных бакалейных магазинов на Жандарменмаркт. Во избежание разграбления их взяли под охрану. Шнапс и все остальное спиртное объявили вне закона, что на поверку оказалось достаточно благоразумным. К счастью, в Рейхсканцелярии мы обнаружили некоторое количество фаустпатронов, которые нам разрешили забрать с собой. Наши нужды были столь велики, что для защиты самой Рейхсканцелярии не оставили ни единого фаустпатрона.
Предполагалось, что в тот день, 27 апреля, шлюзы Ландвер-канала в Шёнеберге и мосты в Мёккерне неподалеку от вокзала Анхальт будут взорваны и затоплены специальными саперными подразделениями Верховного главнокомандования. Что якобы получилось в результате, записано в дневнике офицера, служившего в танковой дивизии «Мюнхеберг». (Сам дневник приводится у Юргена Торвальда, цитата из работы.)
«Внезапно на наш командный пункт хлынула вода. Крики, вопли и проклятия наполнили тоннель. Люди дерутся у лестниц, ведущих через вентиляционные шахты на улицу. Вода в тоннелях прибывает. Толпа охвачена паникой, люди спотыкаются и падают на рельсы и шпалы. Дети и раненые брошены, людей затаптывают насмерть. Их накрывает вода. Она поднимается на метр или больше, затем медленно сходит. Паника не прекращается несколько часов. Многие тогда утонули».
Совершенно непонятно, как могли нормальные взрослые люди и дети в их сопровождении утонуть в воде глубиной всего в метр. В действительности же, когда в октябре 1945 года из тоннеля откачали воду, там не обнаружили ни единого утонувшего – мужчину, женщину или ребенка. Только трупы тех, кто был ранен. Они лежали на путях, как на наиболее удобном месте. На станции «Александерплац», затопленной по другой причине, нашли тела, лежащие рядами на соломенных матрасах, подтверждая, что они не могли погибнуть, пытаясь вынырнуть из воды.
Фрицу Крафту, отставному чиновнику муниципалитета, отвечавшему за берлинское метро, возглавлявшему послевоенные восстановительные работы, названные факты показались недостаточно драматичными. Ему известно три пути, по которым вода заливала метро.
1) Прямое попадание в потолочный свод тоннеля под Шпре между станциями «Музей Меркишес» и «Клостерштрассе»;
2) Минирование подземного тоннеля под Ландвер-каналом. Вода прорвалась только там, где была сделана пробоина, но ее немедленно откачали. Здесь никто не утонул.
3) Отказ главных электрических насосов из-за общего отключения электричества. Образовались лишь небольшие лужи.
(Герр Крафт добавил, что все те журналисты, которые годами просили его описать те события, неизбежно теряли всяческий интерес, как только он начинал рассказывать им правду.)
27 апреля русские заняли Шпандау, продвинулись глубже в районы Шёнеберг и Кройцберг, назначили бургомистра Мариендорфа и, наконец, захватили аэродром Гатов. Произошли перестрелки между немецкими полицейскими и солдатами. Повсюду появлялись летучие военно-полевые суды. «Судьями» обычно были очень молодые офицеры СС. В своем секторе генерал Муммерт, командир дивизии «Мюнхеберг», отказался признавать любые военно-полевые суды. Части его дивизии были вынуждены оставить Потсдамскую площадь и темными подземными тоннелями отступить на Ноллендорфплац. Параллельным курсом солдаты Красной армии выдвинулись на Потсдамскую площадь.
Во время вечернего совещания в бункере фюрера министр иностранных дел, Науман, доложил, что Гиммлер начал переговоры с западными союзниками, однако его предложения по односторонней капитуляции были отвергнуты. Присутствовавший на этом совещании Вейдлинг описал, что вслед за этим последовало: «Фюрер, явно потрясенный, долго смотрел на Геббельса, а потом пробормотал что-то, чего я не смог понять. С этого момента в Рейхсканцелярии к Гиммлеру относились как к предателю». Гитлер велел доставить к нему на носилках фон Грейма, произвел его в фельдмаршалы и назначил главнокомандующим люфтваффе. (Некоторые источники называют более ранние даты этого назначения.) Начальник Генерального штаба люфтваффе Коллер, возвратившийся на аэродром Рехлин после непродолжительного ареста эсэсовцами, связался с Греймом по телефону. Коллер вспоминает: «Я поздравил его с производством в фельдмаршалы, но добавил, что его назначение на бесперспективный пост главнокомандующего люфтваффе достойно скорей соболезнования, а не поздравления. На что Грейм ответил: «Да, тут вы правы».
В тот же день Болдт записал в своем дневнике:
«Целую неделю женщины, дети, старики, больные, раненые, солдаты и беженцы Берлина были вынуждены жить в подвалах и среди руин. От нормальной системы снабжения не осталось и следа. Жажда еще хуже, чем голод, потому что воды не было уже несколько дней. И, вдобавок ко всему, постоянные пожары и удушающий дым».
