Где бы Гитлер ни находился, он всегда чувствовал себя авантюристом и завоевателем, который в любой момент должен защитить свое положение от любых конкурентов силой оружия. Следовательно, он являл собой не столько богемный, сколько бандитский тип, всегда готовый к худшему, – темная лошадка со «дна» Вены, откуда он и происходил. Такой Гитлер вполне мог застрелиться…
Вполне возможно. Нам никогда этого не узнать, как и еще многое об обстоятельствах странной смерти этого загадочного человека.
Читатель может задаться вопросом, почему я поверил в заявление Линге о том, что пистолеты являлись неразлучными спутниками Гитлера, когда я сомневался в его утверждении, будто Гитлер покончил с собой. Все очень просто. Линге, гражданин и деловой человек, не из тех людей, кто станет лгать ради самой лжи. Но 30 лет назад эсэсовца Линге выбрали из множества претендентов на пост личного камердинера Гитлера, и он находился на этом посту, который нельзя причислить ни к рядовому, ни к среднему рангу, в течение 11 лет, вплоть до самой смерти своего господина. За это время Линге сделался – если не был с самого начала – фанатичным приверженцем человека, которому удалось обрести власть не только над своим камердинером, но и над всей нацией. Следовательно, он не стал бы лгать во имя лжи о фюрере, и даже если бы он и другие члены ближайшего окружения Гитлера сговорились поддерживать миф о «великом фюрере», не стал бы утверждать, будто тот поступил так, как подобает мужчине, то есть застрелился. Сколько людей могло принимать участие в заговоре? Всего трое: Линге, Геббельс и Борман. Из этих троих Геббельс мертв, Борман исчез и с огромной долей вероятности, предположительно, тоже мертв. Остается один Линге. Кто, кроме него, на самом деле видел мертвого фюрера? Эсэсовцы, которым Борман приказал помочь Линге? Так ли это? Линге, здоровенный, как медведь, говорит, что, как только зашел в комнату, сразу сдвинул в сторону мебель, принес одеяла и расстелил их на полу. Разве не могло быть такого, чтобы он, по договоренности с Борманом и Геббельсом, поднял тело фюрера с канапе и по-быстрому завернул его в одеяла до прихода других очевидцев? Сам Геббельс, когда его в день смерти Гитлера спросили, действительно ли Гитлер застрелился, ответил: «Да, он выстрелил себе в висок и лежал на полу». Тот выстрел мог оказаться выдумкой – почему бы и нет, раз нам известно, что выстрел, услышанный человеком, ожидающим его снаружи, мог оказаться не чем иным, как просто сказкой? Но, говоря, что Гитлер лежал на полу, Геббельс еще и противоречит Линге (согласно которому Гитлер сидел на канапе), или же он должен был войти в комнату после того, как Линге завернул мертвого Гитлера в одеяла. Заявления Аксмана по этому вопросу еще более невероятны. Он утверждает, что пришел вслед за эсэсовцами Бормана, когда в комнате было и без того тесно, чтобы кто-то еще мог войти. Так что вполне возможно, что кроме Бормана и Линге на самом деле никто не видел тела Гитлера. (Остается открытым вопрос, видел ли его Геббельс?) Следовательно, не потребовалось никакого особого заговора, чтобы заставить мир и потомков поверить в сию историю.
С другой стороны, утверждение Линге, что Гитлер всегда имел при себе пистолет, не включено в его «официальное» повествование, и это не то, что он вызубрил наизусть и механически повторял несколько раз до этого; замечание вырвалось у него случайно, и я не думаю, что он знал – или знает – до сегодняшнего дня, каким важным оказался этот фрагмент информации. По этой причине он заслуживает большего доверия, чем его история о самоубийстве Гитлера.
Нам остается лишь сказать, что этот человек, которого больше всех фотографировали, о котором составлено больше всего документов в наше время, закончил жизнь при более чем загадочных обстоятельствах.
Глава 11. Акт о капитуляции
Смерть Гитлера наступила слишком поздно, чтобы хоть как-то повлиять на общую ситуацию. (Возможно, он решил покончить с собой, когда узнал о своей неспособности переломить ход событий.)
В момент смерти Гитлера делегации офицеров с белым флагом следовало бы покинуть бункер, добраться до ближайшей позиции русских и сообщить, что смерть фюрера положила конец противостоянию. Два часа спустя об этом знал бы весь Берлин – и русские, и немецкие войска, как и мирное население, большая часть которого все еще скрывалась в подвалах.
Но такое решение было бы слишком простым и слишком разумным. Вместо этого оставшиеся восприняли политическое завещание фюрера серьезно и занялись формированием нового правительства. В частности, Геббельс и Борман даже не думали прекращать борьбу; они всерьез считали, будто у них есть личное и политическое будущее. Меньше всего их волновало то, что их дальнейшее вмешательство приведет к гибели множества людей и вынудит миллионы берлинцев продолжать свое пещерное существование среди руин.
За день до смерти Гитлера военный комендант Берлина, Вейдлинг, все еще колебался. Следовало ли ему, мог ли он и должен ли он действовать вопреки приказам фюрера и прорываться с боем сквозь стальное кольцо советского окружения? Утром 30 апреля он и несколько командиров дивизий, которым каким-то образом удалось пробиться к нему, окончательно – хоть и не без колебаний – приняли решение предпринять попытку прорыва. Час «икс» был назначен на 22:00. Под градом бомб и снарядов командующие секторами вернулись на свои командные пункты.
Около 1:00 дня в штаб-квартиру Ведлинга прибыл из Рейхсканцелярии штурмбаннфюрер СС с разведывательным нарядом. Дорога, на которую обычно требовалось пятнадцать минут пешком, заняла у эсэсовцев два часа. Они доставили последний приказ фюрера, отпечатанный на именном бланке Гитлера. Левый верхний его угол украшал золотой имперский орел, сжимающий в когтях свастику в лавровом венке, а под ним находилось тисненное золотом имя Адольфа Гитлера наклонным шрифтом. Приказ был отпечатан на личной пишущей машинке Гитлера и подписан самим фюрером:
«Командующему берлинским оборонительным районом, генералу артиллерии Вейдлингу. В случае нехватки боеприпасов или продовольствия настоящим даю защитникам столицы разрешение на прорыв. Им следует покидать город мелкими группами и предпринять усилия для соединения со сражающимися войсками за пределами Берлина. Там, где соединение невозможно осуществить, борьбу следует продолжать небольшими, рассеянными по лесам группами.
Адольф Гитлер».
Приказ заставил Вейдлинга вздохнуть с облегчением. Теперь, когда сам фюрер одобрил его план, ему больше не нужно было мучиться угрызениями совести.
Связь между отдельными командными пунктами в не-оккупированной части Берлина стала столь нестабильной, что некоторые командиры получили приказ лишь ближе к вечеру. Телефонная линия между штаб-квартирой Вейдлинга и бункером в Зоопарке, где находилось значительное число командиров, оказалась оборванной, и восстановили ее только к 6:30 вечера. Когда в конце концов приказ Гитлера удалось передать по телефону, генералы Зюдов, Раух и полковники Волерман и фон унд цу Гильза как раз собрались в бункере Зоопарка – как мы уже видели это раньше. Снявший трубку Раух пересказал присутствующим план прорыва – его направление (через Шпандау и Нойруппин) и время (только после наступления темноты). Гильза, который немедленно ухватился за подвернувшуюся возможность, бросился в свой штаб и несколько минут спустя скрылся, не дожидаясь темноты. У оставшихся военачальников, более щепетильных в выполнении своих приказов, вскоре появилась причина сожалеть о своей замедленной реакции. Во-первых, новость, что их фюрер покончил с собой, от них скрыли. Тот же самый штурмбаннфюрер СС, который доставил приказ Гитлера на Бендлерштрассе (и затем пробрался назад в Рейхсканцелярию), вернулся в 7:00 утра и в этот раз вручил Вейдлингу приказ за подписью Кребса, предписывающий коменданту немедленно явиться в Рейхсканцелярию. Тем временем приказ на прорыв отменили.
