Командующим секторами, до которых еще можно было добраться, передали новые указания. Волерман, Зюдов и Раух получили их в течение получаса.
Вейдлингу, чтобы добраться до бункера фюрера, потребовался час. «Меня тут же провели в комнату фюрера, где я был встречен рейхсминистром доктором Геббельсом, рейхсляйтером Борманом и генералом Кребсом». Геббельс и Борман предоставили право говорить Кребсу. Вейдлингу сообщили, что Гитлер мертв и что его тело кремировано; его заставили дать клятву хранить тайну об обоих событиях «в ожидании дальнейшего развития событий».
Затем Кребс изложил самую важную новость: командующему сектором «Z» был отдан приказ на переговоры с ближайшим к нему советским комендантом на предмет того, где и когда Кребс мог бы пересечь линию фронта, чтобы направиться в штаб-квартиру советского командования. Кребс намеревался сообщить русским о самоубийстве фюрера, содержании его политического завещания и создании нового правительства, предусмотренного в нем. Он будет просить русских о прекращении огня, во время которого новое правительство смогло бы прибыть в Берлин, чтобы вести переговоры об условиях капитуляции. Состав правительства: президент – гросс-адмирал Дёниц; канцлер – доктор Геббельс; министр иностранных дел – Зейсс-Инкварт; министр внутренних дел – гауляйтер Гислер.
Вейдлинг пишет: «Я был глубоко потрясен. Это означало конец!» На самом деле это был совсем не конец, а просто инаугурация нового нацистского режима.
Как ни странно, Геббельс полагал, что победители признают его в качестве канцлера, а Борман был в равной степени убежден, будто русские будут готовы иметь с ним дело. Причина, почему обитатели бункера фюрера так сильно беспокоились о сохранении строжайшей секретности, состояла в том, чтобы не позволить «предателю» Гиммлеру сыграть в ту же игру с западными союзниками. Нет необходимости говорить, что, как и русские не стали бы иметь дела с людьми вроде Бормана, так и Эйзенхауэр и Монтгомери посчитали бы ниже своего достоинства вести переговоры с пресловутым главой всех концентрационных лагерей.
Генерал Вейдлинг считал, что не в его компетенции обсуждать состав нового правительства, но, как солдат, полагал, что на данном этапе невозможно договариваться с русскими о чем-то ином, кроме безоговорочной капитуляции. Он утверждает, что якобы выступал за подобного рода капитуляцию и доказывал, что только после подписания акта о ней русские согласятся с идеей позволить «одобренному фюрером правительству» собраться в Берлине.
Вейдлинг описывал эти события, когда был советским военнопленным, и мы не можем укорять его за то, что впоследствии он слегка приукрасил свои мысли и поступки. На самом деле все его действия тогда указывают на то, что ему было невероятно трудно смириться даже с самой мыслью о безоговорочной капитуляции, не говоря уж о том, чтобы выразить ее вслух. Как бы там ни было, Геббельс «категорически отверг подобную идею».
Вейдлинг вызвал в Рейхсканцелярию своего начальника штаба, полковника фон Дуффинга. Вместе с майором Кнаппе, офицером разведки 56-го танкового корпуса, полковым писарем, двумя связистами и водителем бронемашины он прибыл около 10:00 утра, едва избежав по пути смерти в аварии. Вейдлинг отвел Дуффинга в сторону и, соблюдая клятву хранить тайну, изложил ему только суть дела.
Наступило 30 апреля, когда Йодль, Кейтель и остальные члены немецкого Верховного командования достигли Доббина в Мекленбурге, по пути на север. Пока Геббельс пытался собрать в Берлине новое правительство, будущий президент, гросс-адмирал фон Дёниц, еще ничего не знал о своем выдвижении в правительство. В 18:35 он получил по радио более чем загадочное сообщение от Бормана: «Фюрер назначил вас, герр адмирал, своим преемником вместо прежнего, рейхсмаршала Геринга. Письменное подтверждение получите позднее. Настоящим вы уполномочены принимать любые меры в соответствии с требованиями ситуации».
Поскольку Гитлер разделил свои объединенные посты президента и канцлера между Дёницем и Геббельсом, настоящего «преемника» фюрера не существовало. Разумеется, Борман, отправляя свое послание Дёницу, знал об этом. Почему же он тогда решил держать гросс-адмирала в неведении? Действия обитателей бункера в очередной раз оказались под влиянием «предательства» Гиммлера. Если бы Дёницу сообщили, что он всего лишь президент, тогда как реальным главой правительства должен был стать Геббельс, то Гиммлер, который, в отличие от Геббельса, все еще обладал свободой перемещения, мог прийти к мысли о формировании правительства с Дёницем, но без Геббельса. Поэтому Борман и Геббельс решили не говорить контр-адмиралу всю правду. Они посчитали, что если Дёниц решит, будто обладает всей полнотой власти фюрера, то будет относиться к Гиммлеру с презрением.
Дёниц догадался, что с фюрером что-то случилось. Он отказывался верить, что Гитлер мертв, и поэтому в 1:22 утра 1 мая отправил декларацию о своей преданности человеку, чье обугленное тело уже засыпали мусором: «Мой фюрер, моя преданность Вам непоколебима. Я буду продолжать делать все возможное для освобождения Вас в Берлине. Если все же судьба вынудит меня руководить Германским рейхом в качестве назначенного Вами преемника, я буду вести войну до конца так, как и подобает непревзойденной героической борьбе немецкой нации». На самом деле единственное, что приличествовало в тот момент «непревзойденной героической борьбе немецкой нации», – намерение начальника штаба немецкой армии пересечь линию фронта под белым флагом.
В полночь генерал Кребс сказал своим товарищам по бункеру фюрера: «Идемте, Дуффинг, мы отправляемся. Ваши документы готовы?» Когда Дуффинг ответил, что нет, Геббельс быстро написал и подписал письмо, уполномочивающее Дуффинга вести переговоры с русскими. Они с Борманом заблаговременно подписали письмо генералиссимусу Сталину, которое Кребсу следовало вручить советскому командующему.
Бригаденфюрер СС Монке вел группу, состоявшую из генерала Кребса, полковника фон Дуффинга, переводчика – зондерфюрера Нейландиса – и двух проводников. Они вышли из бункера, по одному перебежали через дорогу и спустились в метро. Когда они, по подземному тоннелю, достигли командного пункта сектора «Z», их встретил командующий сектором, подполковник Зейферт, который и организовал их переход через линию фронта. Русские их уже ждали.
В тот вечер генерал Чуйков обедал с членами политуправления штаба армии. Вдобавок к офицерам в высоком собрании присутствовали такие известные советские деятели искусства, как писатель Вишневский, поэт Долматовский и композиторы Матвей Блантер и Тихон Хренников. Пока не накрыли стол, Хренников сел за фортепиано и сыграл мелодию из фильма; затем Блантер исполнил песню «В лесу прифронтовом».
Только генерал Чуйков собрался сесть за стол, как его позвали к телефону. Командир 4-го гвардейского стрелкового корпуса, генерал-лейтенант Глазунов сообщил, что генерал-лейтенант по имени Зейферт явился с белым флагом и большим конвертом, содержащим послание от немецкого Верховного командования. Сейчас он находится на командном пункте 102-го гвардейского пехотного полка 35-й дивизии с приказом выяснить, когда начальник Генерального штаба сухопутных войск, генерал Кребс, может пересечь линию фронта.
