На сей раз с пальмовой ветвью явился генерал Вейдлинг. Многое же должно было случиться, прежде чем военный комендант Берлина решил наконец сдаться.
У Геббельса сложилось впечатление, что Кребс не приложил достаточно усилий, чтобы обеспечить временное прекращение огня, и что, более того, пошел на неприемлемые уступки русским. Поэтому он решил в течение часа отправить нового эмиссара. Никто не может точно сказать, кем был этот человек; нам известно только то, что его отправили. Волерман припоминает замечание, отпущенное то ли Вейдлингом, то ли Дуффингом во время последнего совещания командующих на Бендлерштрассе поздно вечером 1 мая, будто Геббельс обвинил генерала Кребса в том, что тот «вопреки приказу не передал Жукову ультиматум» (вот так!); и поэтому он, Геббельс, «отправил к русским второго посланника с письмом, объявляющим о признании недействительными всех договоренностей, достигнутых генералом Кребсом, и заявляющим, что Берлин будет сражаться до конца».
С советской стороны имеется тому некоторое подтверждение. Антонов, командир 301-й пехотной дивизии, рассказал мне в Москве, что лично принимал второго эмиссара Геббельса вместе с его сопровождающими: «1 мая мой командный пункт находился в бывшем датском посольстве, рядом со штаб-квартирой гестапо. Когда объявили о прибытии парламентеров, мы создали специальную группу во главе с моим начальником штаба. Это происходило во второй половине дня. Немцы привели с собой переводчика, бегло говорившего по-русски. Всего их было четверо. Кажется, большинство – офицеры, с полковником во главе (были еще 2 майора). Первым делом полковник сообщил нам о женитьбе Гитлера на Еве Браун. Чем немало удивил нас. Затем мы услышали, что Гитлер отравил свою немецкую овчарку, чтобы проверить яд, который потом принял сам».
«Вы уверены, что эмиссар Геббельса упоминал яд?» – спросил я.
«Я абсолютно уверен, что все эти люди, а особенно полковник, настаивали на том, что Гитлер отравился. Они не могли ничего сообщить нам о правительстве Дёница (которого тогда не существовало), однако утверждали, что преемником Гитлера являлся Геббельс и что они пришли по его указанию. Немного погодя я получил приказ оставить переговоры и немедленно занять Рейхсканцелярию. Немецкий полковник сказал, что я мог бы связаться с Рейхсканцелярией по телефону, и оказалось, что это действительно возможно. Он с кем-то там переговорил – не знаю, с кем именно. Во всяком случае, ему приказали вернуться. Мы отправили двоих немецких офицеров в штаб корпуса (то есть взяли в плен), а остальных отпустили. На время переговоров, которые, учитывая время на звонки и ожидание ответа, длились три-четыре часа, боевые операции на моем участке были приостановлены».
Вскоре Антонов приказал своим людям штурмовать Рейхсканцелярию. «Уже темнело, когда мы приготовились к последнему штурму. Едва мои люди пошли в атаку, когда вернулся тот же самый полковник с белым флагом и другим составом сопровождающих. Они сообщили, что Геббельс и его семья приняли яд
[96] и что адмирал Дёниц теперь единственный преемник фюрера. Так, всего за два часа, мы узнали о двух немецких правительствах».
Здесь мы снова немного опередим события и приведем до конца повествование Антонова:
«Через день после того, как мы заняли Рейхсканцелярию, мой командир корпуса, товарищ Рослый
[97], прибыл на наш командный пункт и сказал: «Ну что, герой, давай-ка посмотрим, как у нас идут дела». Мы взяли «мерседес» из Рейхсканцелярии и немного проехались. Что первым бросилось мне в глаза, так это как много штатских устремилось наружу из подвалов Рейхсканцелярии. Все лежало в руинах; двор завален трупами. Люди подбирали тела и складывали их как дрова, штабелями. Мы прошли через главные ворота. Подвал был забит ранеными. Мы сказали им, чтобы они проветрили помещение, ведь на улице чудесный день. Когда они спросили, стреляют ли еще снаружи, мы ответили: «Нет, все закончилось». Верхние этажи были явно эвакуированы, все лестницы разрушены. Командир корпуса осмотрелся и сказал мне: «Пошли отсюда, тут все ясно». Только мы собрались уходить, как к нам подошел раненый немецкий офицер и спросил, что будет с ним и его ранеными товарищами. Генерал ответил: «Первым делом вы должны выздороветь. А потом постарайтесь снова стать людьми». Когда наш переводчик перевел эти слова, все, кто мог, зааплодировали.
Мы вышли в сад Рейхсканцелярии. Помню маленький бункер с окнами справа. В нем жил Геббельс со своей семьей. Перед входом лежала груда трупов, и у нас не хватало людей, чтобы убрать их. Кто-то сказал, что несколько немецких офицеров застрелилось неподалеку от бака с водой, который, видимо, предназначался для тушения пожаров. Командир корпуса сказал: «Мы свое дело сделали; а выяснять, что здесь произошло, – не наша забота». Он назначил своего начальника штаба комендантом Рейхсканцелярии, а моей дивизии поручил ее охрану. Мы составили подробный список всего, что здесь обнаружили, и отправили документы вышестоящему начальству. 5 или 6 мая мою дивизию перебазировали в Трептов-парк».
Итак, Геббельс покончил с собой лишь тогда, когда последняя попытка переговоров с русскими потерпела провал. Как мы видели, Кребс, Бургдорф и другие офицеры совершили самоубийство. Среди тех, кому удалось вырваться и уцелеть, оказались: доктор Вернер Науман, статс-секретарь министерства пропаганды, Артур Аксман, Гельмут Беерман, член личной охраны фюрера; вице-адмирал Ганс Эрих Фосс, Пауль Эрхардт, заместитель начальника 15-го отдела имперской службы безопасности, отвечавший за охрану Рейхсканцелярии, Ганс Баур, генерал-лейтенант полиции и пилот Гитлера, Эрвин Якубек, официант, Гюнтер Дитрих, помощник секретаря по вопросам молодежи и спорта в министерстве пропаганды; Гюнтер Швагерман, капитан полиции и адъютант Геббельса, Гейнц Линге, камердинер Гитлера, Вильгельм Монке, бригаденфюрер СС и генерал-майор войск СС, командир последней личной охраны фюрера, Вильгельм Цандер, член собственного штата рейхслейтера Бормана, Иоханнес Хентшель, старший электрик Рейхсканцелярии.
Нам доподлинно известно, как все эти люди выбрались из Рейхсканцелярии; также нам известно, что многие из тех, кто оставался со своим фюрером до конца, пережили падение Третьего рейха. Следовательно, все эти трупы вокруг Рейхсканцелярии во многом оказались бессмысленными жертвами, а вовсе не Gotterdammerung – «гибелью богов» апологетов нацизма.
Со смертью Геббельса, Кребса и Бургдорфа Рейхсканцелярия перестала быть центром событий Берлина. Единственный оставшийся представитель нацистской верхушки, Борман, беспокоился лишь о спасении собственной шкуры
[98]. Поэтому улаживать дела как можно лучшим образом пришлось генералу Вейдлингу. Как и все немецкие офицеры, он более всего ценил порядок во всем. Не было ничего проще, чем приказать своим подчиненным прекратить огонь – по телефону или с посыльным. Но так дела не делаются. Если противник настаивает на безоговорочной капитуляции, так тому и быть, однако формальности следует соблюсти. К счастью, русские предоставили ему на это достаточно времени.
