Генералы и маршалы также беспокоились о воздействии на свои войска такой столицы, как Берлин, хоть и опустошенной, но все еще поражавшей их, как преисполненная великолепия и полная сказочных богатств. Они боялись, что войска могут выйти из-под контроля, – и поначалу именно это и произошло. К несчастью, усилия по «образованию» войск оказались не под силу политотделам; чтобы трансформировать вчерашнее «фашистское зверье» в сегодняшних несчастных заблуждавшихся немецких рабочих, требовалось намного больше времени. Следовало провести четкую разграничительную линию, которую простые солдаты были просто не в состоянии различить. Разумеется, монстры так и остались монстрами, однако оставались еще и те, кто сбился с пути, – но как таких отличить от остальных? Все они были немцами, говорили по-немецки и выглядели как немцы, и, чтобы еще больше усложнить дело, некоторые из них все еще продолжали стрелять с крыш.
Невозможно сбрасывать со счетов эту попытку, как полностью неудавшуюся, поскольку мы не можем сказать, что могло бы произойти в Берлине без нее. Повторились бы те же сцены, что и в Киеве, Краснодаре, Двинске
[120] и Минске – если упомянуть всего лишь несколько городов в СССР, в которых немцы устроили массовую бойню? Как бы там ни было, политический успех, так много значивший для Сталина, не был достигнут; нарушения дисциплины можно было предотвратить не «образованием», а только более жесткими мерами, включая немедленный вывод войск из крупных городов. После 15 мая Красную армию держали на немецкой земле в куда большей изоляции, чем любую другую оккупационную армию. Но и при этом эксцессы все равно продолжались. Когда в начале июля военный контингент западных союзников занял свои сектора в Берлине, регулярные рейды мародеров из состава советских войск в оставленные ими районы стали вполне обычным явлением, из-за чего Жуков – теперь, когда на кону стояла международная репутация его войск, – вынужден был послать в Москву срочный запрос. В Берлине разместили отборную дивизию, состоящую из молодых солдат, никогда не участвовавших в боях. И именно ей удалось в конце концов восстановить порядок.
В Красную армию, в отличие от американской, не поступало приказов, запрещающих вступать в неформальные отношения с жителями оккупированных ими территорий. Когда маршал Жуков и заместитель народного комиссара международных дел Вышинский проводили пресс-конференцию в Карлсхорсте, западным корреспондентам хотелось знать, как обращаются русские войска с населением побежденной Германии.
Корреспондент «Санди таймс» спросил Жукова: «Какие непосредственные отношения допускаются между Красной армией и немецким населением? Как вы считаете, каковы шансы на возможность лояльного сотрудничества между германской нацией и союзниками?»
Жуков ответил: «Мне хотелось бы сначала ответить на второй вопрос. С моей точки зрения, наши отношения с германской нацией и наоборот в первую очередь зависят от поведения самих немцев. Что до второго вопроса, то взаимоотношения советской армии с населением Германии регулируются точными предписаниями».
Корреспондент «Санди таймс»: «На самом деле нам хотелось бы знать, разрешено ли Красной армии вступать с населением в неформальные отношения?»
Жуков: «Наши предписания на этот счет вполне определенны» («Правда» от 10 июня 1945 г.).
Подобные вопросы явно привели Жукова в замешательство. Как сильно было огорчено советское руководство поведением своих войск, можно понять из диссертации, защищенной на философском факультете Университета имени Гумбольдта в Восточном Берлине в 1963 году; темой ее являлось советское переустройство Берлина в 1945 и 1946 годах.
«Не все военнослужащие Красной армии с готовностью восприняли новую линию поведения. Их наступление по тысячам километров выжженной земли, через опустошенные города и села, мимо виселиц и массовых захоронений советских граждан только усилило их ненависть к немецким агрессорам. Поэтому неудивительно, что многим военнослужащим Красной армии оказалось не под силу следовать линии советского правительства и командования армии в четком разделении гитлеровских фашистов и просто заблуждавшихся немцев. Три с половиной года
[121] жестокой и беспощадной войны не могли не наложить свой отпечаток на советского солдата. Да и не все советские граждане оказались достаточно проникнувшимся социалистической идеологией, чтобы выдержать испытание войной. Имелись солдаты и офицеры, впавшие в заблуждение и считавшие, что с фашистской Германией можно делать все, что угодно. Эти морально неустойчивые военнослужащие позорили честь и достоинство Красной армии. Их поведение вызывало серьезное беспокойство у командиров, политотделов и армейских организаций КПСС. По этой причине соответствующие отделы армейского командования изо всех сил старались разъяснить, как следует правильно относиться к населению Германии (Хорст Шутцлер. Помощь и поддержка Советским Союзом антифашистских и демократических сил Берлина в их борьбе за мирное и демократическое переустройство города. Апрель – май 1945 г. – октябрь 1946 г.).
Насколько мне известно, приведенный текст намного честнее, чем любое другое восточногерманское сочинение на эту тему, и тот факт, что данная диссертация была защищена, ясно дает понять, что она имела статус «официально одобренной».
Прежде чем продолжить наше обсуждение событий в Берлине, мне хотелось бы сказать, что все последующее заставит читателя (немецкого) запастись намного большим терпением, чем при прочтении любой другой обсуждавшейся в этой книге темы. Когда дело доходит до вопроса бесчинств русских, лишь немногие немцы готовы проявить объективность в целом.
Для многих немцев весь вопрос оккупации Берлина сводится к мысли, будто Красная армия вошла в город, изнасиловала немецких женщин и снова ушла. Им не известно и их не заботит то, что на самом деле все было намного сложнее. Они не спрашивают, что за люди были те солдаты Красной армии, как и не задаются вопросом, какие у них имелись побудительные мотивы. Никто и не пытался объяснить факты хоть с какой-то степенью объективности и учитывая зверства немцев на Востоке.
Однако следы неприглядных событий в Германии можно было найти в виде похороненных в тщательно охраняемых советских архивах приговоров военно-полевых судов солдатам, которым не посчастливилось – а именно так они могли попасть под суд, – быть пойманными на месте преступления своими командирами. Разумеется, в судебных протоколах можно отыскать лишь часть смертных приговоров: немецкие очевидцы свидетельствуют, что зачастую офицер игнорировал судебно-процессуальные действия, доставая пистолет и убивая преступника на месте.
Неудивительно, что при такой повышенной секретности большинство немцев продолжали считать, будто вся советская оккупация Берлина превратилась в одно долгое изнасилование, тогда как русские продолжают верить в мифы газеты «Правда», что все советские солдаты были как один героями и освободителями. 21 мая военный корреспондент «Правды» Макаренко написал:
