Но даже если «пакеты Сталина» на самом деле оказались предосудительной попыткой подкупа, они никогда не принесли бы результата, если бы не нашлось желающих быть подкупленными и готовых к этому. И кроме того, ничем не подтверждено, чтобы хотя бы десяток человек из тысяч удостоенных особых рационов действительно отказался от них.
Точно так же введение продовольственной книжки категории V, «голодного рациона», не являлось русскими репрессалиями – это только французы увлекались подобного рода крючкотворством. Дело в том, что имеющихся запасов хватило бы ненадолго. Даже предусмотренные рационы не всегда можно было получить.
С самого начала оккупации и вплоть до 1 августа 1945 года советская администрация раздала (поначалу во всем Берлине, а после прибытия западных союзников в конце июля – только в советской зоне): 58 771 тонну муки, 11 015 тонн крупы, 8200 тонн мяса, 352 тонны масла, 250 тонн растительного масла, 1513 тонн маргарина, 100 000 тонн картофеля, 3527 тонн соли, 5221 тонну сахара, 161 тонну чая, 380 тонн кофе и 804 тонны эрзац-кофе.
Расходы на все эти продукты были дебетованы на счет городской администрации на том основании, что на самом деле они должны были пойти на содержание оккупационной армии. Русские выделили на это 41,5 миллиона рейхсмарок, и, начиная с 1946 года, за них расплачивались поставками в Советский Союз промышленных товаров.
Когда выдача рационов задерживалась, люди голодали. Те, кто не желал оставаться голодным, были вынуждены «организовывать» себе дополнительные источники продовольствия, что оказалось далеко не просто в отрезанном от внешнего мира городе без транспорта. И хотя Берлин никогда не походил на Москву 1942 года и здесь в рационы не включали олифу и столярный клей в качестве заменителей продуктов, как в Ленинграде, когда население принялось выращивать картофель и овощи на каждом свободном квадратном метре земли, в городе повсеместно царил голод.
Трудно сказать, где сильнее голодали, в центре или в пригородах. Обитатели центра без садов завидовали жителям пригородов, но напрасно, поскольку снабжение основными продуктами – хлебом и картофелем – в центре происходило лучше и быстрее, чем в предместьях, которые, как совершенно ошибочно считали русские, в состоянии позаботиться сами о себе. Более того, походы за едой в ближайший парк обычно приносили больший результат, чем подобные вылазки в сельскую местность.
Доктор Б. обладал весьма специфическими знаниями в ботанике. Он знал дикие растения, которые можно было использовать как дополнения к диете, и курсы на эту тему, которые он проводил, стали весьма популярны. В мае он организовал свою первую экспедицию за дикорастущими овощами. Путь ее пролегал через Целендорф. В специальном интервью он рассказал мне, что опыт, накопленный при дефиците продуктов во время Первой мировой войны, сослужил ему добрую службу. (Очевидно, имелись и некоторые преимущества в принадлежности к нации, приученной к поражениям.) В его экспедициях принимало участие от пятидесяти до ста человек. Доктор Б. думает, что он обучил примерно 15 000 берлинцев выживать на крапиве, одуванчиках и других малоизвестных растениях.
Естественно, на проведение подобных экспедиций требовалось разрешение властей, и русские были только рады сделать такое одолжение. И только когда основной источник снабжения, западные пригороды, были переданы англо-американцам, фуражировку пришлось прекратить: американский военный патруль разогнал жизнерадостную команду доктора Б., и все предприятие запретили. С тех пор ее члены собирались тайно. «Мы встречались даже на кладбище Далема и искали съестное. Надеюсь, мертвые нас простят. Мы хотели жить». Места бомбежек оказались особенно полезными; здесь теперь росло много съедобных растений, которых в Берлине раньше не видели.
С самых первых дней мая в Веддинге, Штеглице, Нойкёльне и Шарлоттенбурге открылись консультации для домохозяек. Инструкторы по ведению домашнего хозяйства добровольно давали уроки. Фрау доктор Л.М. рассказала следующее:
«Мы вряд ли могли получить хоть что-то просто так. Трудно было сыскать даже примитивную кухонную утварь, а уж такую вещь, как мясорубка, достать было просто невозможно. Нам часто говорили, что все наши уроки хороши, но где, скажите на милость, взять ложки для готовки? В определенное время проводились демонстрационные уроки. Они пользовались неизменной популярностью, и, хотя у нас мест хватало только на 40–60 человек, еще столько же стояло внутри и снаружи зала и слушало нас. Однажды в Нойкёльне даже пришлось вызвать полицию для поддержания порядка среди нескольких сотен собравшихся.
Мы показывали, как можно лучше приготовить блюда из кукурузной муки, манки, из унции мяса «кладбищенского рациона» или двух унций рациона III. Самая большая проблема состояла в том, чтобы получить достаточно витаминов. Раз в месяц выдавали кочан капусты. К счастью, доктор Б. смог помочь нам с теми дикорастущими растениями, которые ему удалось собрать во время своих вылазок в леса и места бомбежек. То, что он нашел и на сбор чего домохозяйки отправлялись каждый день, готовилось в соответствии с его советами. Шпинат заменялся лебедой, делались салаты из листьев одуванчиков и коричной травки, джем и чай из шиповника, «восточные» специи из нескольких специфических растений, растущих на мусорных кучах. Мы издавали свои рецепты в виде так называемых «писем домохозяйкам». Они стоили пару пфеннигов, и по всему городу их расхватывали, как горячую выпечку. Если бы нам хватало средств, мы печатали бы их по 10 000 экземпляров. Голод превращает людей в прилежных учеников. До сих пор помню мужчину, который пришел пожаловаться, будто из-за нашего рецепта лебеды он разболелся. Когда мы спросили, как он ее готовил, он сказал, что собрал ее целых два ведра, сварил все сразу, а потом проглотил в один присест.
Не существовало регулярного потребления животного белка, наиболее важного для жизнедеятельности. Ежедневный рацион в унцию мяса содержал не более трех-четырех граммов белка, тогда как минимальное дневное потребление белка должно составлять тридцать пять граммов. Углеводы оказались более доступными».
Но без инициативы отдельных людей, без их решимости сделать все возможное в невозможных обстоятельствах, сотни тысяч берлинцев не пережили бы 1946 год. Не следует забывать, что два с половиной миллиона людей проживало на относительно небольшой территории и что они оказались привязанными к одному месту из-за катастрофической нехватки транспорта и ограничения в передвижениях. Чтобы оценить, какие трудности все это собой представляло и сколько нужно было изобретательности для преодоления того, что сегодня производит впечатление бессчетного количества непреодолимых проблем и препятствий, читателю следовало бы ознакомиться с массой утомительных местных особенностей. Вместо того чтобы обрушивать все это на его голову, мы просто приведем пример одного частного случая, который, помимо всего прочего, явился не столько случаем самопомощи, сколько примером фанатической преданности долгу. Он относится к восстановлению одного из любимейших мест берлинцев, Зоопарка, и наш рассказ основан на подробном отчете Катарины Хайнрот из Берлинского общества любителей естествознания.
«Зоопарк превратился в кровавое поле боя, усеянное воронками от бомб и иссеченное траншеями. Дорожки и лужайки перепаханы танками… Все здания разбиты снарядами или сгорели; не уцелело ни одной крыши. Повсюду груды развалин; везде разбитые машины и остовы танков: деревья повалили, чтобы создать преграды; изгороди повалены и разорваны; под упавшими ветвями тела людей и животных… Большая часть внешней стены разрушена, не работали водопровод, газоснабжение, подача электричества и канализация.
