Я готова ответить, но Крис потирает пальцами мою руку. По какой-то причине он считает это хорошей идеей. Просто я ее не знаю.
– Правда? Ты не рассердишься? – Эстель хлопает в ладоши. – Охренеть, Джеймс! Мы едем кататься на лыжах! На мне сексуальный зимний костюм кролика. Ты просовываешь свои холодные руки мне под…
– Эй, эй! – Крис закатывает глаза. – Не заставляй меня передумать.
Девушка делает чересчур серьезное лицо.
– Да, дорогой брат. Поняла. – А потом она вскакивает и кричит в сторону сцены: – Сабин! Юх-ху!
Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы поймать его подмигивание сестре, а потом он начинает петь. Бар, может, и маленький, но у них здесь даже имеется сценическое освещение. Сабин в своей стихии, и я испытываю облегчение, видя его на сцене. Несмотря на недавние происшествия, он все еще тот Сабин, какого я знаю, со всей его силой и характером. Иногда хорошо об этом помнить.
Больше часа он развлекает публику кавер-версиями известных песен, включая «Sister Christian»
[10]. Сабин посвящает ее Эстель, позволяя сестре фальшиво и громко петь в микрофон. Публика хоть и не трезвая, но все полны энтузиазма, и Сабин с легкостью заводит толпу, заставляя подпевать.
Компания сегодня веселая, и очень не хочется, чтобы вечер заканчивался, однако в половине первого Сабин объявляет, что его выступление завершено. Я едва слышу его слова за громом аплодисментов и стуком Эрика по столу. Мы присоединяемся к какофонии и вызываем на лице певца такое смущение, какого я еще никогда за ним не замечала. Он благодарит слушателей, спрыгивает со сцены и подсаживается к нам.
Крис вскакивает, становится у брата за спиной и трясет его за плечи.
– Кто тут рок-звезда, а? Правильно! Этот парень! Так горжусь тобой, чувак.
Сабин похлопывает Криса по руке.
– Спасибо.
– Мы собираемся пожени-и-иться! – кричит Эрик, и вся наша компания поворачивает головы к нему и Заку.
– Вы что? – переспрашивает Сабин.
Зак хлопает себя ладонью по лбу.
– Ну, не совсем пожениться. Мы съезжаемся вместе, – объясняет он.
– Ох! – Эрик грохает кулаком по столу. – Правильно! Мы съезжаемся!
Все кричат и поздравляют счастливую парочку.
И тут Эрик морщит лоб.
– Погоди минутку. Если мы женимся, значит, должен быть торт, так что я сейчас за ним схожу.
– И, возможно, за галлоном воды и парой пачек аспирина, – бормочет Крис. – Вообще-то по пути сюда мы проходили мимо кондитерской, которая работает допоздна. Всего в паре домов отсюда.
– Всем торт! – вопит Эрик.
– Крис, почему бы тебе не свозить алкашей за тортом, а я помогу Сабину собрать вещи? – предлагаю я.
– Не торопись. Эрику нужно немного протрезветь, прежде чем я посажу его в машину. Если он все заблюет, я сильно разозлюсь.
Крису удается вывести всех на улицу, оставив нас с Сабином вдвоем.
– Итак? – Он сидит напротив меня и теребит салфетку на столе.
Я прикидываюсь дурочкой.
– Итак… что?
– Блайт! Ну же. – Салфетка порвана в клочья.
– Ты был великолепен.
– Да?
– Превзошел самого себя. Идеальное выступление. Никогда не видела ничего лучше.
Внезапно к другу подбегает испуганный менеджер с полным надежды выражением лица.
– Сабин? Это было круто, и публике ты понравился. Вот в чем дело. Один парень должен был петь на закрытии концерта, но он так и не появился. Я стараюсь заканчивать вечера чем-нибудь лирическим. Это помогает успокоить толпу. Потом меньше драк. Может, ты споешь еще пару песен? Всего через двадцать минут? Ты бы очень меня выручил.
– Ну, не знаю, – тянет Сабин, – наверное.
– Саб, ты должен! – настаиваю я. – Ты же король медляков!
Он усмехается.
– Ладно. Конечно.
Сабин возвращается на сцену, и его немедленно приветствуют громкими аплодисментами.
– Ну, хорошо, народ. Мы немного сбавим обороты, а потому присаживайтесь и встречайте медленные композиции вашего покорного слуги.
Все помещение как будто подпадает под влияние Сабина, и я не удивлена, когда шум стихает, а гости готовы слушать. Он очаровывает каждого, и я не в силах отвести от него глаз. Несколько парочек медленно танцуют возле сцены, нас окутывает волшебная атмосфера, за пределами которой мир перестает существовать. Мы все здесь, с Сабином. Он исполняет несколько песен, а потом задумывается, барабаня пальцами по гитаре.
– А сейчас… эм… Блайт, – произносит он, глядя прямо на меня, – эта для тебя.
На моих губах расцветает улыбка, когда он начинает «When You Say Nothing at All». Это старая песня, и я ее обожаю. Немного глупая, немного слащавая, но одна из самых красивых. Понятия не имею, откуда он узнал, что я люблю ее.
Это песня об общении без слов, о том, чтобы всегда быть рядом друг с другом, о глубокой связи. Именно она поддерживала нас после драмы, разыгравшейся возле картин.
Эта песня о нас. И она прекрасна. Я наслаждаюсь каждой секундой, что она играет.
Единственная проблема в том, что, похоже, она нравится мне слишком сильно. Стараюсь сдерживать слезы, но не очень с этим справляюсь. Поэтому просто сдаюсь и позволяю им катиться по щекам. Ведь это слезы счастья, вызванные любимым человеком, который поет для меня песню, и я ценю каждое мгновение.
Аплодисменты возвращают меня в реальность. Я осознаю, что эта композиция закончилась, а Сабин начинает новую.
Его взгляд больше не сосредоточен на мне.
– Эта песня называется «Дейзи». Я написал ее прошлым летом, и вот что получилось…
Теперь прощай, моя любовь,
Нет никого тебя важней.
Ты разрываешь сердце в кровь,
Присвоив часть ее своей.
И постучись ты в мою дверь,
Узнала все бы обо мне.
Я так люблю тебя, поверь,
Но на другой я стороне.
Словно пролила недостаточно слез, сейчас я снова заплачу. Как-то неожиданно осознаю, что не каждая частичка моей души ощущает полное счастье. В сердце возникает ноющая боль, желание, которое я не могу опознать, слишком сильное и запутанное. Да и не хочется сейчас ни в чем разбираться. Поэтому я отмахиваюсь от него и сосредотачиваюсь на Сабине и его песне.
И если одинокий я,
То такова моя судьба.
Возможно, так не навсегда,
Но а пока… но а пока…
Я до сих пор тебя люблю.
Мечты навечно о тебе,
Где мы с тобою на краю,
На бесконечной высоте.
Теперь прощай, моя любовь.
О, Дейзи, милая моя,
Ты разрываешь сердце в кровь,
Лишая счастья для меня.
Ты береги себя теперь.
Надежда – все что есть у нас.
Ты знаешь, только сила в ней.
Она – наш путь, она – компа́с.
Не слышу остальную часть песни, потому что у меня кружится голова. Во мне просыпается какая-то эмоция, которой не получается дать название. Меня захлестывают паника, тревога и… и… и смутное желание, от которого путаются мысли.
