Моей матери, Лесиль Конфер Тарп, вселившей в меня уверенность, что я обладаю всем, что понадобится в дальнейшем.
Моему отцу, Вильяму Альберту Тарпу, от которого я унаследовала способность начинать с нуля.
Моему сыну, Джесси Александру Хуоту, помогавшему мне каждый день создавать заново.
Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся.
Евангелие от Луки, 8:36
Глава 1
Я вхожу в белую комнату
Я вхожу в большую белую комнату – танцевальную студию в центре Манхэттена. На мне толстовка, выцветшие джинсы и кроссовки Nike. Стены в помещении зеркальные. В углу музыкальный центр. Пол чистый, почти безупречный, если не обращать внимания на потертости и следы от обуви танцоров, которые репетируют в этом зале. Только зеркала, музыкальный центр, следы и я. Комната пуста.
Через месяц с небольшим я и шесть человек танцевальной труппы вылетаем в Лос-Анджелес, где нам восемь вечеров подряд предстоит выступать в зале на 1200 зрителей. Эта труппа моя, я – хореограф. Я держу в руках программку пятидесятиминутного балета, созданного по музыкальной теме сонаты для фортепиано № 29 Бетховена. Этот балет мы с танцорами труппы поставили более года назад и последние несколько недель его репетируем.
Пока я не представляю, что будет в остальной части программы. Не знаю, какую музыку использовать. Не знаю, с кем из танцоров работать. Не знаю, какие выбрать костюмы и освещение, кого пригласить из музыкантов. Я не имею понятия о продолжительности нового танцевального произведения. Ясно одно: оно должно длиться столько, чтобы заполнить вторую половину концертной программы и при этом не оставить у публики ощущения зря потраченных денег и времени.
От продолжительности второго отделения в свою очередь зависит время, которое потребуется на репетиции. Сначала надо оповестить по телефону всех участников, распланировать занятия в студии да и вообще сдвинуться с мертвой точки. Просто веря, что из всего, что я задумываю сделать в этом пустом белом зале, через несколько недель выйдет нечто потрясающее.
На такой результат рассчитывает труппа, ведь доходы танцоров зависят от успешности моей постановки. Этого ждут организаторы программы в Лос-Анджелесе, ведь они распродали билеты, пообещав людям, что я покажу им что-то новое и интересное. Владелец театра (пусть даже и не думая об этом) тоже на меня надеется: если я не появлюсь со своим спектаклем, театр будет пустовать целую неделю. Множество людей, по большей части мне незнакомых, рассчитывают на мои творческие способности.
Но сейчас мои мысли заняты другим. Я в зале, и я должна создать большое танцевальное представление. Через несколько минут сюда войдут танцоры. Что мы будем делать?
Пустота зала может казаться бездонной, таинственной и пугающей; из нее – из ничего – нужно создать нечто цельное, красивое и понятное. Подобные чувства испытывает писатель, когда вставляет чистый лист бумаги в печатную машинку (в наше время он, скорее, открывает новый документ на экране компьютера); художник, стоящий перед девственно чистым холстом; скульптор перед каменной глыбой; композитор, пробегающий пальцами по клавишам, не извлекая звуков. Для некоторых этот миг – миг до того, как начнется процесс творчества, – настолько мучителен, что они не способны его вынести. Они встают и отходят от компьютера, холста, музыкального инструмента, могут прилечь на диван или выйти в магазин за покупками, приготовить что-нибудь или заняться домашними делами. Они мешкают, медлят, откладывают на потом. Страх перед пустотой полностью парализует людей.
Чистое пространство может заставить человека почувствовать себя маленьким и беспомощным. Но я сталкивалась с ним всю свою профессиональную жизнь. И заполнять это пространство – моя работа. Мое призвание.
Я танцовщица и хореограф. За более чем 35 лет я создала 130 танцевальных номеров и балетных спектаклей. Некоторые из них очень хороши, другие не вполне (хотя это мягко сказано – кое-какие были даже освистаны). В каких только условиях я не работала! Я репетировала на пастбищах для коров. Я ставила номера в сотнях различных студий – от люксовых, дорогих и минималистичных, до их полной противоположности – грязных, обшарпанных, с шуршащими по углам грызунами. Я провела восемь месяцев в Праге на съемках фильма Милоша Формана «Амадей», занимаясь хореографией и режиссируя оперные сцены. Я ставила номера с лошадьми в Центральном парке Нью-Йорка для фильма «Волосы». Я работала с танцорами в лондонской, парижской, стокгольмской, сиднейской и берлинской операх. Я руковожу собственной компанией уже 30 лет. Я создала и поставила шоу на Бродвее, ставшее хитом. Я работаю достаточно долго и плодотворно, чтобы сейчас, находясь в этом пустом белом зале, чувствовать не только смятение и трепет перед брошенным мне вызовом, но также покой и надежду. Чувствовать себя в своей стихии.
За эти годы я узнала, что творчество – это обычная работа со своими графиками и нормами выработки. Именно поэтому писателям так нравится устанавливать для себя рабочий распорядок. Наиболее продуктивные из них встают рано утром, когда мир еще пребывает в тишине, телефоны молчат, а ум спокоен, чуток и не загружен лишней информацией. Они могут поставить перед собой цель написать полторы тысячи слов или работать до полудня. Но главное то, что они делают это каждый день. Они себя дисциплинируют. Со временем, когда заведенный порядок становится второй натурой, дисциплина превращается в привычку.
Так происходит с любой творческой личностью, будь то художник, каждое утро встающий за мольберт, или ученый-исследователь, ежедневно приходящий в лабораторию. Заведенный порядок – это такая же часть творческого процесса, как вспышка вдохновения, а может быть, и большая его часть. И приучить себя к нему может каждый.
Творчество – удел не только «художественных» натур. Оно доступно бизнесменам, ищущим новые способы увеличения продаж; инженерам, решающим техническую проблему; родителям, желающим, чтобы их дети увидели мир под разными углами зрения. Сорок лет я ежедневно занималась творческими поисками то в одном, то в другом деле, причем как в профессиональной, так и в личной жизни. Я много думала над тем, что означает быть творческой личностью и как использовать свои способности наиболее эффективно. Не избежала и отрицательного опыта, использовав их наихудшим образом. Я расскажу и о том, и о другом, а также дам упражнения, которые позволят пересмотреть ваши устоявшиеся представления о творческом труде, сделают вас гибче, сильнее, выносливее. В конце концов, вы же разогреваетесь перед пробежкой или тренировкой, разминаетесь перед игрой – с умственным трудом все так же.
Я продолжаю настаивать, что креативность развивается благодаря заведенному порядку и привычке. Привыкайте! На страницах этой книги вы станете свидетелями отчаянной философской борьбы. Это вечный спор, возникший в эпоху романтизма из-за разных представлений о творчестве. Одни считали его следствием некоего трансцендентного, мистического дионисийского акта вдохновения, божественного поцелуя, подвигшего, к примеру, Моцарта на создание «Волшебной флейты». Другие видели в нем результат тяжелого и упорного труда.
