На провал – работать нужно больше. И быстрее.
26. Что приносит больше удовольствия в работе: процесс или результат? – Мне нравится изучать основы основ. Первые шаги самые интересные, когда вы только начинаете подбираться к проблеме, художественной или философской, когда еще не знаете, что нужно решить и как. Для меня самым важным становится момент, когда что-то начинает получаться. В тот момент, когда что-то впервые получилось хорошо, я знаю, что лучше уже не будет. Я немного слукавила, отвечая на вопрос: мне нравится процесс. Результат мне нравится только в первый раз.
27. Когда у вас появляется чувство, что задуманное находится за пределами ваших возможностей? – Оно появляется всегда, всегда. Но каким-то образом удача сопутствует мне, и мне удается сделать то, что я задумываю. Поэтому я изучаю основы, чтобы совладать с этим страхом.
28. Ваше идеальное творческое занятие. – Хорошо танцевать.
29. Ваш самый большой страх. – Что я не смогу этим заниматься.
30. Какова вероятность того, что это произойдет (сразу к двум предыдущим вопросам)? – Возможность и неизбежность соответственно.
31. Какой из ответов вы хотели бы изменить? – Номер 6. В глубине души я мечтаю иметь все, что хочу.
32. В чем, по-вашему, заключается мастерство? – Это понимание, что ты хочешь сделать, видение, как ты хочешь это сделать, смелость, дающая силу работать с тем, что есть, профессионализм, позволяющий претворить в жизнь тот самый первый импульс.
33. Ваша главная мечта. – Плата за мой труд на уровне профессиональных спортсменов и поп-звезд. Это означало бы, что я живу в мире, где балет так же важен, как футбол или рок-н-ролл. Если самые счастливые люди на свете – это те, кому платят за то, что они готовы делать бесплатно, то мне и так очень повезло. Но я оптимист, и моя мечта – стать еще более везучей.
Глава 4
Задействуйте свою память
Когда Гомер сочинял «Илиаду» и «Одиссею», он опирался на фольклор и исторические предания, веками передаваемые из уст в уста. Когда Никола Пуссен рисовал «Похищение сабинянок», он воссоздавал историю Древнего Рима. Когда Марсель Пруст макал в чашку с чаем крошечные мадлены, наслаждаясь вкусом и ароматом, его захлестывал поток воспоминаний и эмоций, до сих пор будоражащих современных читателей.
Сколько существует форм восприятия, столько же и видов памяти. И каждый из них может послужить толчком для вдохновения.
Память, в том виде, в каком мы ее понимаем, содержит в себе все факты и переживания, и мы можем при необходимости их извлечь, как из жесткого диска, установленного в нашей голове. Мы все обладаем такой способностью в той или иной степени. Память позволяет сохранять и жизненно важные, и кажущиеся обыденными факты, образы и переживания. Я говорю «важные и кажущиеся обыденными», но на самом деле не делаю различий между ними. Для одних важной информацией будет номер телефона друга, для других – слова к арии Лепорелло «со списком» из оперы «Дон Жуан» или рецепт кускуса.
Я постоянно тревожусь из-за памяти. Один из кошмаров старения – это понимание, что с возрастом память будет слабеть, а утрата нужных слов, воспоминаний или образов неминуемо повлечет за собой обнищание воображения.
Поэтому я укрепляю память, развиваю ее, стараюсь сделать более острой. Когда я смотрю репетицию или выступление своих танцоров, я отмечаю для себя – на память, не записывая, – пункты, которые потом обсуждаю с труппой. Двенадцать-четырнадцать пунктов – это мой предел, и это совсем неплохо. Большинство не может удержать в памяти более трех таких пунктов независимо от контекста. Вспомните последнюю прослушанную вами лекцию, или деловую встречу, на которой побывали, или прочитанную книгу. Сколько важных моментов вам запомнилось без письменных пометок?
Я не пытаюсь запомнить все механически, а сортирую в уме пункты по категориям, включая комментарии, которые собираюсь сделать по каждому исполнителю, каждому эпизоду танца, выстраиваю связи с местом, временем и музыкой. Распределение по категориям уже служит инструментом запоминания, так же как, к примеру, загибание пальцев на руке. Если я знаю, что отметила для себя 14 пунктов, то я смогу запомнить их по ассоциации с двигательной памятью загибаемых пальцев при перечислении. Я работаю гораздо быстрее, если на следующий день на репетиции перечисляю все, что нужно сделать, по памяти, а не по списку. Это придает мне больше авторитета. Вспомните случай, когда вы были единственным человеком, который вспомнил какой-нибудь важный факт. Как в тот момент вырос ваш авторитет? В этом сила памяти.
Но судить о памяти только по этой ее функции – слишком упрощенно. Это сужает восприятие человеческого разума до уровня персонального компьютера – машины, которую оценивают по количеству запоминаемой информации и скорости извлечения этой информации. Творчество не имеет ничего общего с такой памятью. А если бы имело, то наиболее креативные люди обладали бы фотографической памятью, фиксирующей все до малейшей детали, а вместо попыток что-нибудь создавать все они просто играли бы в «Свою игру». Если вы можете выучить и прочесть наизусть сонет Шекспира, это еще не означает, что вы сможете сами такой сочинить.
Творчество – это, скорее, способность соединить по-новому, на свой лад все накопленные факты, мысли и чувства. Мы говорим о метафоре. Метафора – это плоть и кровь любого искусства, а может, оно само и есть. Метафора – это средство, с помощью которого мы объединяем то, что переживаем сейчас, с тем, что переживали ранее. Это не только то, как мы выражаем воспоминания, но и то, как мы интерпретируем их для себя и окружающих.
Когда Макбет Шекспира заявляет в кратких 11 строках, что жизнь есть лишь «короткая свеча», что она «ходячая тень», «паясничающий комедиант» и, наконец, «повесть, которую пересказал дурак: в ней много слов и страсти, нет лишь смысла», мы его прекрасно понимаем, потому что в нашей памяти тут же возникают образы свечки, комедиантов, историй, рассказанных дураками. Так строчки, написанные 400 лет назад, находят связь с нами сегодняшними. Они не только играют с нашей памятью, они зависят от нее.
Метафора, как пишет Синтия Озик, «превращает неизвестное в знакомое. Любая, даже самая простая метафора. Как, например, у Гомера: море темное, как вино. Если вы видели вино, говорит этот образ, то увидите и море».
Если любое искусство – это метафора, то любое искусство начинается с памяти. Древние греки знали об этом: Мнемозина, богиня памяти, в их мифах упоминается как мать остальных девяти муз.
Чтобы в полной мере оценить важность памяти, необходимо знать о возможностях ее более экзотических форм, таящихся в «темных углах» вашего мозга. Вы помните гораздо больше, чем вам кажется и даже не представляете, как это происходит.
Двигательная память – один из наиболее ценных видов памяти, в особенности для артиста на сцене. Замечено, что после упорных занятий и многочисленных повторений определенных движений тело заносит эти движения в память и хранит там годами, иногда десятилетиями, даже когда человек перестает их выполнять. В мире танца двигательная память задействуется ежедневно, без нее мы бы не могли работать. У танцоров, в отличие от музыкантов или актеров, нет ни нот, ни сценариев. Вся программа – в голове и теле. И если бы тело и мышцы не запоминали ее, приходилось бы каждый раз начинать с первого шага. Но особенно удивительно, как долго тело танцора может хранить информацию. Взять, к примеру, Роуз Мари Райт – танцовщицу, с которой я работала 30 лет назад. Я попросила ее научить танцам, которые она исполняла, моих молодых танцоров. Начиная просто демонстрировать танец, она автоматически воссоздавала каждый шаг и жест в совершенстве, как медиум, находящийся в трансе. Такова двигательная память – автоматическая, точная, даже несколько пугающая. Однако, повторяя танец поэлементно, стараясь объяснить шаги и паттерны движений танцорам, она начинала колебаться, что-то менять и забывать. Так происходило потому, что ей приходилось думать, использовать язык для интерпретации невербальной информации. На самом деле, чтобы добраться до двигательной памяти, сознательные усилия не нужны.
