Когда в 1980 году я работала с Милошем Форманом над «Амадеем», я заметила произошедшую за три года перемену в его привычках и отношении к делу, если сравнивать их с периодом нашей совместной работы над фильмом «Волосы». Для Милоша тот опыт был не из приятных. Во время съемок его просто замучили продюсеры, хотя последний фильм Милоша «Полет над гнездом кукушки» имел огромный кассовый успех, получил массу хвалебных отзывов от критиков, а киноакадемия присудила ему пять главных «Оскаров». Съемки «Волос», какими хотели их видеть продюсеры, настолько шли вразрез с его представлениями о настоящей актерской игре и правильной режиссуре, что он уходил порой «вздремнуть» и пропадал по 16 часов – лишь бы не встречаться с бесцеремонными продюсерами. Фильм «Волосы», как они выразились, «сделал небольшой гешефт», но не имел успеха, на который мы все рассчитывали.
Все, что Милош узнал о власти и контроле, снимая «Волосы», он применил, работая над фильмом «Амадей». Тут он был не только режиссером, но и продюсером. Если бы он потерпел неудачу, то по крайней мере знал бы, что она случилась по его вине, а не из-за того, что ему пришлось идти из-за кого-то на компромиссы. Он постарался сделать так, чтобы все работало на него: прекрасный сюжет, основанный на одноименной пьесе Питера Шеффера, которой аплодировала публика во всем мире, божественная музыка Моцарта, натурные съемки на волшебных улочках и величественных площадях Праги, актеры, бывшие его друзьями или работавшие с ним прежде, так что звездные капризы можно было исключить. Милош все продумал до малейшей детали – и результат превзошел все ожидания.
Не в каждом виде искусства, конечно, есть возможность исправить ошибки в готовой работе или застраховать себя от них полностью. Скульптор не может вернуться назад и переделать неудачную деталь в камне, металле или глине. Ему остается лишь принять критику и в следующий раз постараться сделать лучше. Почти так же обстоит дело с художниками и фотографами. В пластических видах искусства переделка невозможна.
То же и в мире танца – никаких переделок. Ставишь балет – зрители аплодируют или зевают, и это определяет его дальнейшую судьбу. Успешный спектакль каждый сезон ставится снова и снова, провальный забывается за неделю.
А ведь было бы здорово, если бы мы умели предупреждать появление работ, которые не вызовут энтузиазма у публики, если бы мы могли давать себе второй шанс еще до того, как он нам действительно понадобится.
Но на самом деле у нас всегда есть такая возможность. Перед тем как отослать рукопись этой книги издателю, я показала ее 12 доверенным друзьям и учла все их замечания и комментарии к тексту. Там, где текст был непонятен двум или более людям, я переписывала его заново, чтобы сделать более ясным и четким. Заложив в процесс неудачу или хотя бы возможность неудачи, я дала себе второй шанс сделать работу лучше.
Признавая неудачу, мы делаем первый шаг к ее преодолению.
32. Найти свою судейскую бригаду
Все мы ждем одобрения и должной оценки своих усилий. Поначалу мы просто отчаянно нуждаемся в похвале – неважно чьей, подтверждающей, что мы на правильном пути, что не зря тратим время и не совершаем совсем уж грубых ошибок. Но эта потребность постепенно уходит, когда мы становимся старше и увереннее. Мы способны оценить свою работу лучше и глубже, чем другие. Если вещь хороша, мы знаем об этом еще до того, как зал взорвется аплодисментами, а в прессе появятся первые рецензии. Если она плохая, мы об этом тоже узнаем. Как сказал Монтень, «мы готовы признавать за другими превосходство в отваге, телесной силе, опытности, ловкости, красоте, но превосходства в уме мы никому не уступим».
Не поймите меня неправильно, я не говорю, что нужно быть зацикленным на себе, плюющим на чужое мнение эгоистом, чье жизненное кредо – «хорошо лишь то, что мне нравится». Так и до психиатрической клиники недалеко или как минимум до репутации неадекватного самодура. Но рано или поздно должен настать момент, когда ваша собственная оценка и суждения становятся важнее чужих. Билли Уайлдер сказал однажды: «Если мне что-то понравилось, мне всегда хватит везения, глупости или ума, чтобы поверить, что это понравится и другим». Порочный круг? Именно. Но вы, по крайней мере, рисуете его сами.
Критика как неотъемлемая часть рабочего процесса (как и при работе с неудачами) необходима нам по мере того, как мы растем и набираемся опыта. Долгие годы мне помогает в этом небольшая группа людей, которые оценивают и судят мою работу. Я доверяю им свои еще незрелые, неуклюжие труды, чтобы получить от них честную и откровенную оценку. Я очень верю всему, что они говорят. При отборе своей судейской команды я учитывала очень простые критерии: а) они должны обладать талантом, которым я восхищаюсь (поэтому в состоянии оценивать и судить); б) являются моими друзьями (поэтому мои успехи важны им не меньше собственных); в) не пытаются ни в чем со мной соперничать (поэтому за любыми их словами не должно стоять никаких скрытых мотивов); г) им уже доводилось разносить в пух и прах мои творения (поэтому они не станут щадить мои чувства и скажут правду). Мне не нужны утешительные похвалы. Мне нужен честный ответ на главный вопрос «что не так?» Если вы сами выбрали своих критиков, то, глядя на них, у вас не возникнет вопроса «а судьи кто?»
Оглянитесь вокруг. Кого в своем окружении вы считаете самыми яркими и талантливыми людьми? Выберите их, оцените их потенциал (как это делают продавцы, глядя на покупателя, – есть ли у них деньги, нужен ли им товар, могут ли они принимать решение о покупке), а затем втяните их в процесс. Все, что вам нужно, – найти людей, которые разбираются в разных сферах жизни, которым вы небезразличны, которые постараются выразить свое честное мнение без всякой задней мысли. Последний пункт очень важен: при прочих равных самой важной оценкой будет та, за которой не стоит скрытых мотивов.
Глава 12
Марафон длиною в жизнь
Мне было пятьдесят восемь, когда я наконец-то почувствовала себя мастером – «профессиональным хореографом». Поводом для этого стал мой 128-й балет «Вариации на темы Брамса и Гайдна», поставленный специально для Американского театра балета. Впервые за время своей карьеры я почувствовала, что контролирую все аспекты своего творчества: музыку, движения, рисунок, подбор исполнителей, цель. И наконец научилась преодолевать пропасть между тем, как произведение выглядело у меня в голове, и тем, что я действительно могла воплотить на сцене.
Почему мне понадобилось 128 работ, чтобы обрести это чувство? Но было бы лучше спросить, а почему должно быть не так? Что странного в том, что мы становимся лучше, накапливая со временем багаж из опыта и знаний? Библиотеки, архивы и музеи переполнены произведениями «певцов одной песни», спринтеров – авторов, которые высказали все, что имели за душой, в своем первом романе, так и не сумели написать ничего достойнее его, в чьих картинах с упорством повторяется одна и та же отработанная тема. Я же всегда уважала марафонцев. Если люди, продемонстрировавшие свой талант, выдыхаются или вдруг исчезают куда-то после первых громких успехов, это не значит, что их дар – те самые 10 процентов – их покинул. Скорее всего, это они покинули его из-за неспособности или нежелания вкладывать 90 процентов упорного труда.
