Итальянский физик Чезаре Маркетти решил составить диаграмму творчества. Он суммировал совокупный объем произведений более 30 общепризнанных гениев и на получившейся диаграмме обнаружил кривую, которая повторяет кривую роста любого живого существа. Плоская кривая наблюдается при отсутствии продуктивности, но начинает изгибаться, когда продуктивность возрастает. Он изобразил в виде таких кривых «жизнь замечательных людей», начиная от Боттичелли, Шекспира и Баха и заканчивая Брамсом и Эйнштейном, соотнося плоды их деятельности с их возрастом. Он обнаружил, что, как правило, творческая продуктивность ограничена в юности (пока мы учимся), достигает максимума в зрелые годы и спадает к старости, когда мы устаем от новых идей и побуждений. Вот так выглядит диаграмма Моцарта.
Моцарт – интересный в этом смысле пример: он написал большое количество музыкальных произведений (большинство историков музыки сходятся на цифре 626), которые были каталогизированы Людвигом Кёхелем будто нарочно для составителей диаграмм вроде Маркетти. Каталог начинается с самой ранней симфонии Моцарта, указанной в списке как «К. 1», и заканчивается последним произведением – реквиемом ре минор, в списке «К. 626». (Кёхель внес в список около 40 композиций, которые могут не принадлежать перу Моцарта, но его каталог наследия великого композитора тем не менее общепринят. Правда, мало кому есть до него дело: профессиональные музыканты называют прекрасный Концерт для фортепиано с оркестром № 23 ля мажор просто «концерт ля мажор», любители классической музыки – «двадцать третий концерт» и только серьезные библиотекари зовут его меж собой «К. 488». Кинолюбители, возможно, знают его по фильму «История любви», где умирающая Эли Макгроу пытается вспомнить этот концерт под тем же названием, каким он указан в списке Кёхеля.)
Но есть одна проблема: Моцарт умер молодым – в тридцать пять. Его диаграмма впечатляет, но кажется незаконченной, оборванной. Кто может сказать, как долго и как далеко простиралось бы его творчество, доживи он до старости. Хотя есть люди, которые считают, что Моцарт был полностью опустошен, когда умирал, но я так не думаю. Я считаю, что он должен был вскоре получить важную церковную должность, которая дала бы ему средства и возможности сочинять грандиозную литургическую музыку, но мы никогда уже этого не узнаем.
Этот вид анализа грешит и другим: он всех превращает в статистов. Применять математический алгоритм к творчеству все равно что пытаться создать химическую формулу любви – из нее исчезнет вся романтика. Но кое-что важное в этой кривой все же отражено – преданность своему делу. Она ничего не говорит о качестве трудов, о том, прогрессировал ли Моцарт по мере приобретения опыта и новых знаний, и о том, есть ли связь между этими двумя аспектами его творчества. Она показатель активности и упорства, но не творческого роста.
Преданность делу – очень важная часть любого таланта. Без преданности и настойчивости невозможно пройти марафон, не сойдя с дистанции на середине.
Мои герои – творцы, в чьих трудах всегда есть элемент новшества, они всегда удивляют. Это Моцарт, Бетховен, Верди, Достоевский, Йейтс, Сезанн, Куросава, Баланчин. Все они добились поразительных успехов в достаточно молодые годы и продолжали творить все лучше и лучше в зрелом и пожилом возрасте.
Достоевский, написавший «Записки из Мертвого дома» в 1860 году, – это тот же писатель, который сочинил «Преступление и наказание» в зрелом возрасте и «Братьев Карамазовых» в пожилом. И именно в пожилом возрасте его проза меняется и становится более глубокой. Он продолжал расти всю жизнь.
Эта картина более явно прослеживается в творчестве Бетховена, музыкальное наследие которого можно четко разделить на ранний, средний и поздний периоды, причем каждый период будет иметь свой стиль и форму. Любой, кто изучал его 32 сонаты для фортепиано и 16 струнных квартетов, непременно обращал на это внимание.
В равной степени это можно сказать и о Верди, создавшем достаточно большое количество шедевров, прежде чем в очередной раз – уже в возрасте 81 года – удивить мир божественно прекрасным «Фальстафом». Тот факт, что и на девятом десятке он продолжал расти и развиваться как композитор, делает кривую его творчества раннего, среднего и позднего периодов более изогнутой. Когда видишь, что человеку удалось создать нечто нетленное в возрасте, до которого его соратники и соперники даже не дожили, на все, что им было создано до того, смотришь по-новому – в виде кривой, отражающей его непрерывный рост и развитие. То же самое можно сказать о Сезанне, Матиссе или Йейтсе. Их поздние работы неизменно удивляют, показывая, насколько далеко можно уйти в своем развитии от первых попыток творчества.
Эти люди – гиганты, великие мастера. Наверняка у вас есть собственный пантеон героев, которые росли и развивались, следуя по избранному пути. Неважно, насколько наши собственные таланты сравнимы с их, мы все равно можем стремиться быть на них похожими. Они подтверждение того, что творческие способности необязательно должны иссякнуть с возрастом.
Правда, конечно, иногда воля и желание трудиться ослабевают со временем: у одних – из-за отсутствия необходимости зарабатывать деньги, у других – из-за слабого здоровья, третьи уже сказали миру все, что хотели сказать. (Тут я вспоминаю Россини, его стремительный взлет в 24 года после «Севильского цирюльника» и уход из оперы через 13 лет после грандиознейшего успеха «Вильгельма Телля». Он прожил еще 39 лет, сочиняя произведения для фортепиано и музыку для песен, но больше не писал опер. Или Артюра Рембо, французского поэта-символиста, переставшего писать в 20 лет, ровно на половине своего жизненного пути.)
У кого-то с возрастом притупляется чувство любопытства, интерес ко всему новому. Они снова и снова перечитывают любимые книги и слушают музыку своей юности. И конечно же, могут влиять еще и семейные обязательства, отнимающие много времени, внимания и сил. Но это совсем не обязательно и не неизбежно. Мы можем разбудить свою любознательность. Мы можем также вступить в марафон, даже если будем бежать не так красиво, как наши герои.
С возрастом все труднее вернуть себе беспечность и неискушенность юности, когда новые идеи сыпались из нас словно из рога изобилия. Но они с лихвой компенсируются идеями не заимствованными, не подсмотренными во внешнем мире, а действительно созданными нами, выстраданными нашим нелегко заработанным опытом. В молодости я не понимала, как важно иметь стержень произведения, как много времени уходит впустую из-за метаний в разные стороны. Обретя четкое понимание, что есть такое стержень и зачем он нужен, я научилась держаться выбранного направления. Я много узнала о себе и своих предпочтениях. Я знаю, что лучше всего мне удаются работы, согласующиеся с моей творческой ДНК, которая направлена на примирение двух противоборствующих сил зоэ и биос. Мои старания стали более успешными. Я навидалась достаточно тупиков, чтобы понимать, когда дорожка из желтого кирпича ведет меня в никуда. И я научилась видеть последовательность и неразрывную связь между всеми моими работами.
