Крайняя форма группового знания выражается во фразе «так заведено». Выбраться из рамок «так заведено» очень трудно, особенно если обсуждаемые идеи имеют под собой сакральные ценности. Эта ситуация часто возникает при столкновении науки и религии. Наука и религия в принципе несовместимы по одной простой причине: наука изучает фальсифицируемые концепции. Ученые оперируют моделями, которые могут быть опровергнуты. Пример: я держу в руках яблоко. Если я отпущу его, то, согласно теории гравитации (которая, по сути, утверждает, что есть такая штука, как «гравитация»), оно упадет на пол. Если в какой-то момент времени случится так, что в стандартных условиях яблоко полетит вверх, то это будет означать, что теория гравитации должна быть дополнена или пересмотрена. То есть можно придумать эксперимент, по результатам которого докажут, что действующая модель либо неверна, либо недостаточно точна. Так работает наука. Если мы найдем в кембрийских отложениях следы людей или мамонтов, то нужно будет пересмотреть теорию эволюции или действующие модели истории. С концепцией Бога так сделать нельзя. Мы не в состоянии придумать эксперимент, в котором будет четко видно, что Бога нет. Любой результат эксперимента может быть описан фразой «так Ему угодно». Почему мы не видим чудес, которые описаны в Ветхом и Новом Завете? «Потому что такова Его воля». Почему мы не обнаруживаем влияния на наш мир этой всемогущей сущности? «Потому что такова Его воля». Почему в мире столько зла? «Пути Господни неисповедимы». На любой вопрос или эксперимент, пытающийся опровергнуть религиозную модель мира, найдется ответ, подразумевающий, что модель всегда верна. Это нефальсифицируемая концепция, поэтому наука с ней не имеет дела. Та же ситуация с концепцией, что весь мир есть глобальная виртуальная симуляция типа Матрицы. Попробуйте придумать эксперимент, доказывающий, что это не так. Любая ваша попытка будет обречена на провал, поскольку любой итог будет объяснен «условиями Матрицы». Поэтому нефальсифицируемые идеи просто не рассматриваются как не имеющие ценности.
Вернемся к коллективному мышлению и сакральности. Та же религия, по большому счету, имеет дело с верой. Обычно именно это вы услышите из уст священника. Верой в какие-то ценности, моральные установки и правила жизни. Допустим, что это вера во что-то доброе, истинное и вечное, без привязок к оригинальному сюжету. Если всматриваться в оригинал, можно такое отыскать, что волосы встанут дыбом, но не будем об этом. Так вот, почему-то эти ценности у людей переплетены с фактологической стороной вопроса. Если Земле не 6 тыс. лет, значит, это нападение на их веру. Если теория эволюции работает, значит, Бога нет, ну и т. д. Отделить собственное понимание божественного от постулатов религиозной организации становится все труднее. Причем, скорее всего, человек сам по себе достаточно лоялен и к эволюции, которая ничего плохого не сделала и является лишь правилом развития биологического мира, и к Большому взрыву, и к другим научным открытиям, но вот признаться в этом другим и самому себе он не может. Ведь в таком случае это будет предательство веры, сакральности, а на это мало кто согласится. Если вы, дорогой читатель, сталкиваетесь с категоричным отпором людей при попытке объяснить им простые законы, по которым работает мироздание, не расстраивайтесь. Люди не глупы, большая часть людей на нашей планете несут в себе свет, радость и стремятся к знанию. Просто у кого-то возникает иллюзия, что знание может противоречить их сакральным установкам, и они входят в режим категорической защиты. Вы бы и сами так сделали. С чужим миром нужно работать уважительно и аккуратно и тем более знать, что предложить взамен. Если же, дорогой читатель, вы относите себя к какой-либо религии, то тоже не обижайтесь на всякие научные вещи. Наш мир удивителен и прекрасен, позвольте показать, насколько он таким является. В нем много такого, от чего дух захватывает, и пусть это нисколько не противоречит вашим базовым сакральным установкам. Сохраняйте веру в то, во что вы верите, но помните, что научный факт не просто так называется фактом. Постарайтесь отделить свое сакральное от мирового фактологического, и будет вам счастье.
В конце обсуждения группового мышления я хочу немного обнадежить вас. И сделаю я это, приведя в пример известный эксперимент с обезьянами. Опишу его полностью.
Клетка. В ней пять обезьян. К потолку подвязана связка бананов. Под ними лестница.
Проголодавшись, одна из обезьян подошла к лестнице с явными намерениями достать банан. Как только она дотронулась до лестницы, вы открываете кран и из шланга поливаете ВСЕХ обезьян очень холодной водой. Проходит немного времени, и другая обезьяна пытается полакомиться бананом. Те же действия с вашей стороны. Третья обезьяна, одурев от голода, пытается достать банан, но остальные хватают ее, не желая холодного душа.
А теперь уберите одну обезьяну из клетки и замените ее новой обезьяной. Она сразу же, заметив бананы, попытается их достать. К своему ужасу, она видит злые морды остальных обезьян, атакующих ее. После третьей попытки она поймет, что достать банан ей не удастся.
Теперь уберите из клетки еще одну из первоначальных пяти обезьян и запустите туда новенькую. Как только она попытается достать банан, все обезьяны дружно атакуют ее, причем та, которую заменили первой, – еще и с энтузиазмом.
И так, постепенно заменяя всех обезьян, вы придете к ситуации, когда в клетке окажутся пять обезьян, которых водой вообще не поливали, но которые не позволят никому достать банан. Почему?
Потому что тут так принято…
Описание этого знаменитого эксперимента легко встретить на просторах Всемирной паутины. На него ссылаются многие книги по человеческой психологии, маркетингу и саморазвитию. Вот, посмотрите, что такое стадное мышление, и мы такие же обезьяны! Так вот, не надо оскорблять обезьян. Тем более, что не было никогда этого эксперимента.
Если вы попробуете найти первоисточник, наткнетесь на статью Г. Р. Стивенсона от 1966 года под названием Cultural Acquisition Of A Specific Learned Response Among Rhesus Monkeys. И в этой статье нет ни шланга с водой, ни пяти обезьян. Стивенсон хотел узнать, может ли одна обученная обезьяна оказать долговременное воздействие на поведение неопытной второй обезьяны. Он вообще не изучал групповую динамику или стадное поведение. Он исследовал четыре пары однополых обезьян, а не пять случайных обезьян в группе. Предметами, которые он использовал, была пластиковая кухонная утварь, а не банан. В качестве наказания выступал поток воздуха, а не водяной душ. Даже лестницы не было – объект был просто размещен на одном конце контролируемой области. Что связывает «знаменитый эксперимент» с реальным? Только то, что там были обезьяны.
Результаты эксперимента были не так однозначны, как в выдуманной истории с бананом. В некоторых парах новая «наивная» обезьяна научилась бояться объекта, увидев, как «бывалая» его боится. Однако в других парах бесстрашное поведение наивной обезьяны привело к тому, что она научила старожила клетки больше не бояться подходить к заданному объекту. Забавно, что результаты были гендерно-специфичными: в тех случаях, когда в клетке сидели самцы, чаще всего опытный самец принимал физическое участие в обучении новичка, оттаскивая его от опасной, по его мнению, зоны клетки. В тех же случаях, когда изучались самки, так не случалось. Самки, знавшие об угрозе воздушного удара, предпочитали не вмешиваться в поведение новенькой, оставаясь в стороне и наблюдая за ней. В этих случаях они убеждались на примере, что никакой угрозы больше нет, и у них проходило избегающее поведение. Даже видя явную гендер-специфичность, Стивенсон, как и полагается ученому, не делает далеко идущих выводов. Так и поступает настоящий профессионал своего дела, а не гуру социальной психологии Интернета.
