Это да. Если честно, чем дальше, тем больше Тронье мне напоминало театр абсурда, несмотря на то, что местные жители здесь были буквально образцом добросердечия и доброжелательности. Качества эти прекрасны, но когда они присутствуют в избыточном количестве, то результат может воспоследовать совсем не тот, какого ожидаешь. Не зная ответа на поставленный вопрос, жители Тронье пытались нас утешить другой, на их взгляд полезнейшей информацией. Проще говоря, в последующие два с половиной часа мы безуспешно пытались выяснить у местных жителей, не видел ли кто эмблему ордена, и в процессе чего только мы не узнали! Нам поведали, где выгоднее всего покупать овощи, массу подробностей об интимной жизни горожан, о том, где есть хорошие невесты с богатым приданым, о том, где выгоднее всего купить небольшой корабль, о ценах на зерно, о том, что вчера в порт пришел бриг с грузом амонтильядо и о многом другом. При всем этом мы совершенно ничего не узнали из того, что нам было нужно.
– Таки говорю – если вам надо сделать эту эмблему в золоте, то мой двоюродный брат изготовит ее в лучшем виде, – назойливо нудил последний из опрошенных нами граждан. – Да-да-да. У него золотые руки и такое художественное дарование, что страшно не только сказать, но и подумать. Таких мастеров, как он, уже почти нет, а скоро совсем не станет. И возьмет он с вас за это совсем смешные деньги.
– Нам не надо в золоте, – утомленно ответил Гунтер. – Мы же про другое спрашивали.
– Ну не в серебре же! – всплеснул руками горожанин, с недоумением глядя на нас. – Такие вещи делают только в золоте. Какие-то двести монет – и вы владельцы раритета, которым не постеснялся бы владеть даже сам Хейген!
– Кто? – встрепенулся я. – Кто не постеснялся бы владеть?
– Вы не знаете за Хейгена? – возмутился горожанин. – Мне стыдно за вас, честное слово. Что в нашем городе могут делать люди, которые не знают, кто такой Хейген из Тронье, пусть даже они и приезжие? Это великий человек, который прославил наш город там, за Сумакийскими горами, в беззаконных королевствах Запада. Теперь даже эти дикие люди знают, что выходцы из Тронье – они такие личности, которые всем остальным не чета, вот что я вам скажу.
– Ух ты, – только и вымолвил я.
– Да-да-да, – горожанин подбоченился. – Это великий человек, и уберите с ваших губ эту улыбку. Что он творил с королевами и принцессами, я бы вам рассказал, но мама с детства запрещала мне говорить с посторонними на такие интимные темы. А с престолами он вообще играл так, что даже смешно рассказывать. Он делал с ними то, что мальчишки делают с круглым мячом. То есть пинал ногами, и не думал, куда этот мяч попадет.
– В самом деле? – Гунтер еле сдерживал смех.
– А как вы хотели? – горожанин торжествующе хмыкнул. – Он же из нашей семьи. Мне он четырехюродный брат, а моей маме, чтобы ей еще сто двадцать лет жить, троюродный племянник. И что в свете этого какие-то триста монет? Вам сделает ювелирное украшение родственник самого Хейгена, такую бранзулетку потом можно передавать от отца к сыну как семейную реликвию.
Правда, что ли, сделать? Ей богу, забавно же. Пока цена до четырехсот монет не поднялась.
Интересно, чьи это шуточки, Костика или Валяева? Но вообще-то за такое убить мало.
И еще – надо сказать, чтобы по имени меня никто не называл. На самом деле, подобное может стать серьезной проблемой. Доказать, что я Хейген, может, и удастся, но сначала меня забьют дрекольем, как самозванца.
– Мы подумаем, – пообещал я горожанину. – Парни, пошли потихоньку к памятнику, время на исходе.
Местного явно не успокоили мои слова, он тащился за нами еще минут десять, рассказывая, какую ошибку мы совершаем и что нам надо вот прямо сейчас идти с ним к его брату.
Отстал он только тогда, когда я дал ему задаток в десять монет и пообещал, что вечером непременно загляну в мастерскую.
Оказавшись у памятника, я признал, что то, что казалось мне достаточно несложной задачей, на самом деле может оказаться почти непреодолимым препятствием. Мы здание здесь отыскать не смогли, что уж говорить о человеке.
– Вся надежда на Флоси, – сказал Гунтер, который, похоже, размышлял на схожую тему. – Это его стихия.
– Люди добрые, денежку дайте, – просипел кто-то и ухватил меня за ногу. – Выпить охота.
Это был нищий, один из многих, сидящих вокруг памятника. Здесь, похоже, было их основное место работы.
– Держи, – кинул я серебряную монетку. – Кому-то из нас должно же сегодня повезти, почему не тебе?
– Повезло – это если золотой, – проворчал нищий и мотнул гривой седых волос, почти полностью скрывающих его лицо. – А серебрушка – это так, вчерашнее похмелье сбить.
Флоси все-таки умудрился надраться, несмотря на то, что времени у него было в обрез. Брат Мих притащил его на себе, все, что северянин смог сделать сам, это забавно расставить руки в стороны и издать губами достаточно непристойный звук. Вся эта пантомима явно означала то, что ничего у них не получилось.
– Он старался, – в оправдание Флоси сказал чернец. – В первых пяти кабаках – точно. Расспрашивал, угощал и даже в драку не лез.
– Да, – подтвердил северянин, которого положили на землю, прислонив к постаменту памятника.
– Скажу так – купцов здесь немало, но кривых среди них никто не вспомнил, – продолжил брат Мих. – Ни одного. Тут вообще телесный изъян у купца считается чем-то вроде неприличной болезни. Вроде ничего страшного, но доверия такому не будет, чистая публика к нему не пойдет. Таким только с бандитами работать и краденое скупать. Ну и контрабандой приторговывать.
– Вот, – икнув, подтвердил Флоси, даже не открывая глаз.
– Но и среди таких тоже нет одноглазых, – закончил чернец. – Точнее – никто ничего не вспомнил. Или не сказал. Тут народ вроде бы и радушный, но себе на уме, с посторонними откровенничать не будут.
– Да, мы такие, – подтвердил нищий, который, оказывается, прислушивался к нашему разговору. – Мы-то тут давно живем, а вы кто такие?
– Гости города, – ответил я с досадой.
– А кто вас звал в гости? – с неожиданной злостью спросил нищий, вытащил откуда-то пару костылей, ловко встал, опершись на них, и куда-то поковылял.
– Никто, – ответил ему спящий Флоси и почмокал губами.
– Э, Колченогий, ты куда? – груда тряпья, лежавшая неподалеку от того места, где мы стояли, оказалась свернувшимся в клубочек человеком. – А я?
– Ты себе сам деньги зарабатывай, – посоветовал ему Колченогий. – У меня на выпивку уже есть, а на двоих тут не хватит.
Услышав такой ответ, оставшийся близ нас нищий, несколько раз сказал: «Как же» и «Что же», а после заплакал. Если честно – это одновременно страшное и неловкое для постороннего человека зрелище, смотреть, как плачет взрослый мужчина. Есть в этом нечто противоестественное. Плачущая женщина – это не есть норма, но женские слезы, они, если можно так сказать, естественны. А иногда они бывают даже частью образа или последним аргументом в споре.
