— И что же случилось, как Вы думаете? — спросила вежливо Людмила.
— Точно ее черти унесли! — выдала вдруг вердикт бабка. — Они у нас в Рязани по ночам так безобразничают да лютуют, что людишки, то и дело пропадают.
— Как это? — уточнил Мирон, нахмурившись, явно не веря ни в каких чертей.
— Да так. Не одна Дарья Дмитриевна пропала. Если посчитать, то за последние несколько лет людей несколько дюжин пропало. Так и не может никто их найти, ни тел, ни следов, куда они подевались.
— А что значит пропадают? — спросила девушка.
— А то и значит, — ответила загадочно старуха. — Вроде бы человек ложится спать, или во двор свой ночью выходит и ничего вроде бы не предвещает беды, а на утро его нет нигде. И что ищи или не ищи бесполезно все. И ни тела, ни следов от человека. А вы поспрашивайте городских то, особенно по близлежащим улицам кто живет. Много где пропали люди.
— Почему же воевода рязанский и наместник не ищут этих людей?
— Ищут, — мрачно добавила бабка. — Только какой год найти не могут. Явно тут черти замешаны…
8.3
В это время Василий находился, в ярко озаренной вечерними лучами солнца, светлице Миланьи и терпеливо дожидался пока няня доплетет косу девочке. Милаша в это время сидела на лавке у красного слюдяного распахнутого окна и гладила серебристую мохнатую кошку со светлой мордочкой, которую держала на руках. Молодая баба проворно закончила свое действо и, как-то кокетливо улыбнувшись Сабурову, стоящему у дверей и подпиравшему плечом косяк, приветливо вымолвила:
— Можете теперь с Милашей заняться, Василий Иванович.
— Добро, — кивнул Василий и, быстро пройдя к рукомойнику, висящему сбоку, сполоснул руки и направился к девочке. Надежда отошла в сторону, оставшись стоять неподалеку. Василий присел на лавку к девочке и заметил. — Давай посмотрим твой зуб.
Восьмилетняя Милаша, проворно развернувшись к молодому человеку, протараторила:
— Внизу, вот здесь болит.
Девочка указала пальцем на больное место, раскрыв рот. Василий осмотрел ее зуб.
— Надо убрать зуб, там уже новый растет, оттого то и этот болит, — вынес вердикт Василий и, обернувшись к няньке Надежде, спросил. — Щипцы для голов сахарных есть?
— Есть одни. У Кирилла Юрьевича в кладовой.
— Хорошо. Тогда найдите их, пожалуйста, Надежда Ивановна, да помойте хорошенько, — велел Сабуров. — Потом над огнем в печи сами острия прокалите минут пять, да в чистый рушник заверните. Принесете щипцы сюда, и мы вырвем зубик.
— Я все поняла, сейчас все исполню, — кивнула нянька и засеменила к выходу.
— И ромашку с валерианой, да шиповником велите заварить для питья Милаше, — уже в след выпалил Василий.
— Хорошо, хорошо, Василий Иванович, не беспокойтесь, — ответила молодая баба, выйдя проворно из светлицы девочки, чуть прикрыв дубовую дверь.
Василий остался сидеть на лавке с Милашей, которая так и продолжала гладить кошку, опустив смущенно глазки на животное, сидящее у нее на коленях.
— Твой батюшка купец? — спросил Василий, чтобы отвлечь малышку, и она не боялась его.
— Да, — кивнула девочка, поднимая на него ясный взор. — Он заморскими тканями и чаем дорогим торгует.
— Понятно, — кивнул Василий.
— А у Вас какое дело? — бойко задала вопрос Милаша.
— Я воин – ратник из дружины опричной.
— А с кем Вы воюете?
— Ну, пока с силой нечистой, а когда война то - с крымцами да другими недругами, — объяснил молодой человек.
Девчушка округлила глаза и на миг перестала гладить кошку.
— Вы должны помочь мне! — выпалила вдруг Миланья.
— Как же, милая?
— Убейте знахаря этого Белоша! Он с чертями в сговоре!
— Как убить? — опешил Василий от слов девочки, сведя брови к переносице.
— Да, и тогда моя матушка расколдуется! — произнесла Милаша взволнованно и тихо добавила, наклоняясь к Василию. — Ведь кошка эта – матушка моя, — девочка указала взором на серебристое животное, которое подняв голову, также смотрело на Сабурова. — Она уже в облике этом, какой год томится…
— Правда?
— Они все не верят мне. Ни тятенька, ни Надежда нянька, — добавила трагично Милаша и приподняла кошку за подмышки. — А Вы посмотрите в глаза то ей, это ведь матушка моя. Ее этот колдун Егорыч заколдовал. Я сама видела!
— Как это заколдовал? — ничего не понимая спросил также тихо Василий.
— Я была в горнице у матушки, когда все было. Матушка тогда болела. А той ночью мне страшный сон приснился, ну я в комнату к матушке и пришла тайком. И увидела, как она что-то пьет, сидя на кровати, а потом она кошку-то нашу Юльку взяла и начала смотреть ей прямо в глаза, а потом матушка словно загорелась вся!
— Как? Прямо загорелась? — опешил Сабуров.
— Да, — кивнула уверенно девочка. — Только не обычным огнем, а как будто синим. А потом матушка исчезла. И видела я, как что-то прозрачное голубое в голову кошки Юльки вошло.
— А потом что?
— Дак я же сказываю, потом, как огонь погас, то мамка то и исчезла, и ее не стало. Одна кошка Юлька на кровати ее и осталась.
— Неужели?
— Вот так, — ответила девочка, — Я знаю, что матушка кошкой Юлькой стала.
— Да глупость какая-то, — не веря, сказал Василий.
— Нет, не глупости! — вспылила девочка. — Смотрите в глаза кошке то!
Она поднесла серебристую мохнатую кошку прямо к лицу молодого человека.
— Ну, зеленые глаза у кошки, — кивнул он, всматриваясь в мордочку мохнатого животного. — Печальные только очень и что?
— А то, что у Юльки нашей голубые глаза были, — объяснила Милаша. — Я с ней все детство играла и помню хорошо это.
— То есть у кошки изменился цвет глаз?
— Нет, у нее глаза мамкины стали. У матушки моей глаза были зеленые! А у кошки они зелеными стали, когда матушка пропала!
— Так, — напрягся Василий. — Очень странная история, Миланья.
— Не верите мне? Да, вижу, — обиженно сказала девочка и, прижав кошку к своей груди, отвернулась к окну и пробубнила себе под нос. — Мне все не верят. А я знаю, что это матушка моя заколдованная. Ведь она все понимает. По-человечьи мы говорим, а она понимает. Только ничего сказать не может. Так матушка? — обратилась Милаша к кошке. И кошка в ответ протяжно мяукнула.
Ласково наклонившись к животному, девочка поцеловала кошку в нос, и поджала губки, видимо намереваясь заплакать. Отметив это, Сабуров напрягся и решил все же еще поговорить и успокоить девочку.
— Да не может быть того, чтобы кошка как человек понимала, — сказал он тихо.
