Нестеров долго пронзительно смотрел то на бабу, то на мертвую жену – колдунью, то на людей, которые притихли и словно ожидали от него ответа и только спустя пару минут боярин тяжко выдохнул и громко сказал, обращаясь к народу:
— Я тоже колдовским зельем опоян был. И многого не видел. Теперь все понимаю, и прошу прощения у вас люди добрые за то, что допустил я дела жуткие нечестивые на землях владимирских. Отныне клянусь вам – не будет злобы и бесчинства на них!
Петр Федорович сдержал обещание. С того дня в округе стало спокойно. Люди перестали бояться за своих малых детей, никого за малейшую провинность не секли плетьми и не морили в темнице. Нестеров выгнал из города Алябьева за измену ему и за то, что сотник помогал вершить колдунье черные дела. Сабуровы, наконец, добыли еще одну часть Чаши, золотой обруч в ее талию, бывший браслет Милолики – остались ненадолго во Владимире в доме наместника, чтобы залечить свои раны…
Русское царство, г. Владимир,
1572 год, 09 августа
Рассвет едва занимался, когда Мирон уже не в силах лежать, сел на кровати. Еще часа в четыре утра проснувшись, он тихо лежал в постели и думал о своей нелегкой доле. Заметив, что Василий заворочался и тоже проснулся, он вдруг спросил:
— Ты не спишь, Васятка?
— Нет. От твоих громких вздохов даже мертвый проснется, — огрызнулся Василий и сел на кровати, потягиваясь.
— Ты мне скажи, Василий, отчего все так неладно, в жизни то? — вымолвил Мирон, садясь на постели.
— Что же?
— Столько девок видел, и ни одна не нужна была. А которая нужна теперь, не может моею стать.
Нахмурившись, Василий раздумывал над словами брата всего минуту.
— Ты о Людмиле говоришь? — произнес глухо старший Сабуров.
На вопрос брата Мирон промолчал и отвернул лицо от Василия.
— Точно о ней! Люба она тебе! — ошарашенно вымолвил старший Сабуров. Давно не веря в то, что Мирон вообще может кого-то полюбить, ибо брат всегда был холоден к девушкам, Василий только теперь понял все. Взгляды Мирона, которые он кидал на Людмилу, явно замеченные Василием, придирки к девушке и желание брата оберечь ее от всего, все это говорило о том, что Мирон явно неравнодушен к монахине. — Дак люба она тебе или нет?!
— Какая от этого разница? — траурно произнес Мирон, опуская голову. — Если изменить ничего нельзя. Видать страдать мне вечно…
— Да погоди ты, Мирон, — произнес задумчиво Василий. — Подумать надо над этим.
— О чем думать то? — взвился Мирон и зыркнул на него сердитым взором.
Василий чуть помолчал, раздумывая, и произнес вдруг:
— А если ее постриг отменить? Можно написать епископу и…
— Ты что ополоумел? — опешил Мирон. — Грех это…
В этот миг в горницу Сабуровых постучались, и из приоткрывшейся двери выглянуло приятное личико Людмилы. Пожелав им доброго утра, она спросила:
— Вы не спите, братцы?
— Нет, входи, — кивнул ей Василий.
— Только слово скажи! — вымолвил Мирон, предостерегая брата оттого, чтобы он не выболтал все Людмиле о его чувствах.
Девушка проворно прошла в горницу, сжимая в руках черную книжку.
— А ты что так рано явилась? Тебе чего не спится? — спросил недовольно Мирон. Он проворно встал и подошел к умывальнику, собираясь умыться.
— Что это с ним? — спросила тихо Людмила у Василия, указывая взором на Мирона.
— Не в духе встал, — объяснил старший Сабуров.
— Встала то я рано оттого, что мне сон страшный теперь приснился, — сказала вдруг Людмила, присаживаясь на лавку. — Будто хожу я по полю какому-то, а трава красноватыми огоньками светится. А под ногами много убитых лежит, вроде воины мертвые. И хожу по полю этому, а за мной словно идет кто-то. Темный такой.
— И что не видела ты того, кто преследует тебя? — спросил Мирон настороженно, обернувшись к ней.
— Видела один раз. Он встал вдруг передо мной, словно не пускал далее. А я смотрю на него и до жути страшно мне.
— И как он выглядел? — произнес беспокойно Мирон.
— Словно высокий призрак в грязных белых одеждах и кольчуге. Стоит он и на меч свой длинный большой, что в земле воткнутый, опирается ладонями. А на оружии том, где руки его в железных перчатках покоятся, камень самоцвет прозрачный желтоватый светится…
— А дальше? — поинтересовался Василий.
— Все, более не помню ничего…
— Не нравится мне сон твой, — отозвался Мирон.
— Да ладно, это ж сон только, — отмахнулась Людмила. — А еще как проснулась, я до конца стих про последнего с “Тайного схорона” разгадала. Вот смотрите.
Она проворно начала листать книжку колдуна, ища нужное место.
— Да неужто? — спросил возбужденно Мирон и быстро уселся рядом с монахиней на лавку. Он невольно придержал обложку книги, которая едва не захлопнулась. Его ладонь нечаянно прикоснулась к руке Людмилы, держащей книгу. Ощутив пальцами теплую гладкую кожу девушки, Мирон почувствовал, как его обдало жаром. Он резко отдернул руку, и окатил Людмилу жгучим пламенным взором. Взглянув на молодого человека, девушка не отвела свои зеленые очи и как-то внимательно пронзительно посмотрела в лицо Мирона. Только спустя минуту, она медленно перевела взор на раскрытую книгу и тихо произнесла:
— Смотрите сказано тут…
Опустив взгляд в книгу, куда указывал ее пальчик, Мирон как-то весь сгорбился и тяжко вздохнул.
На Волге в Твери, Бранное поле лежит,
Русскими русичи в той битве убиты.
Но среди мертвых иноверец чужой.
В латах, в кольчуге, призрак живой.
— Мертвец опять. Колдунья Милолика перед смертью о мертвецах и Повелителе вещала, — задумался Мирон. — И призрак опять. Все понял я!
— Да? — подняла на него лицо Людмила.
— Последним самоцветом владеет Темный Повелитель из “схорона”! — добавил он. — Он же призрак, который хотел удушить меня. А Бранное поле, поле битвы, наверняка, где то в Твери есть и этого Темного Повелителя там искать надо!
— А я не помню, чтобы за последние годы в Твери, какие-либо битвы были, — ответил Василий, вставший над ними.
— В стихе сказано русские русичей убивали там, — задумчиво сказала Людмила.
— Тем более, русские на русских. И когда такое было? — непонимающе заметил Василий.
— Было! — выпалил Мирон, догадавшись. — Давно было, лет сто, а то и двести назад. Тверское княжество тогда с Московским княжеством дрались за власть в Твери. Вот и бились русские с русскими. Только там много мест, где битвы были…
— Тогда надо местных расспросить, где мертвецы живые ходят? — подсказала Людмила. — Ведь и колдунья и стих о них говорит.
