— Ты моя… я жду тебя… возвращайcя…
Сабуровы доставили Чашу в Москву. К тому времени, царь Иван Васильевич, заподозрив неладное, уже вызволил Ивана Михайловича Сабурова из “каменного мешка”. Было ли это случайной доброй волей и желанием государя или же Чаша поспособствовала этому, но едва приехав в отчий дом, молодые люди сразу же узнали, что батюшка дома. Его пока оставили под домашним арестом, и ему не позволялось покидать свой двор. После нескольких страшных месяцев заточения в сыром, темном и земляном “мешке”, здоровье Ивана Михайловича пошатнулось и, теперь знахари делали все возможное, чтобы исцелить его. В тот же вечер по приезду, Мирон отдал чудесную Чашу старцу Радогору, и тот немедля передал ее царю. А спустя два дня, Мирону удалось добиться аудиенции у царя. Сабуров рассказал об отравленных серьгах, которые были подарены царице. Удивившись и тут же почуяв след настоящих виновников гибели его любимой молодой жены, Иван Васильевич немедля приказал найти и арестовать истинных отравителей. Мирон же удовлетворенный тем, что его отец оправдан, со спокойным сердцем за отца покинул царский двор.
Однако, когда молодой человек выехал на улицу, он вдруг натолкнулся на двух незнакомых монахинь, которых едва не сбил своим жеребцом, и вмиг его существо стало сумрачным и беспокойным. Он отчетливо понимал, что уже никогда он не сможет полюбить более никого и завести семью и детишек, ибо его сердце однолюба навсегда осталось там, на поляне среди сиреневых пахучих цветов, в том месте, где исчезло тело той, которая навсегда заполонила своими зелеными очами его суровое неприступное сердце воина…
Более про таинственную Чашу Грааля, спрятанную тамплиерами на Руси, ничего не было слышно. Поговаривали, что в Смутные времена поляки выкрали ее из царской сокровищницы и увезли в Европу…
Послесловие
Русское царство, близ Серпухова,
1591 год, 17 июля
Стегая жеребца, Мирон в числе двух дюжин русских конников ворвался в небольшую деревеньку. Настигая и убивая небольшие отряды крымских янычар, остатки от сто пятьдесят тысячного крымско-нагайского войска хана Газы-Гирея, стремительно отступающего от Москвы, русские воины преследовали крымских татар и турок, которые теперь пытались по окрестным деревням укрыться от ярости и мести русских. Очередной кровавый поход на Русь крымского хана вновь закончился позорным отступлением янычар. Русские воины гнали нехристей уже многие версты от Москвы в сторону Тулы, истребляя янычар и захватывая многочисленных пленных.
Преследуя двух всадников - крымцев, Сабуров, умело выпустил несколько стрел в их темные спины, и отметил, что один из них упал замертво, а второй умело спрыгнул с раненой падающей лошади и, опасливо оглядываясь в его сторону, забежал в один из дворов, с открытыми воротами. Мирон уже хотел устремиться за ним, но тут к нему подлетел еще один из янычар на белом коне, и Сабуров сцепился с ним в схватке. Спустя несколько минут, умело разделавшись с ненавистным крымцем, и сбросив его мертвое тело на землю с лошади, Мирон проворно поскакал в тот двор, где скрылся первый янычар, спрыгнувший с раненого коня.
Вихрем, влетев на двор, Мирон резко осадил вороного, ибо увидел, как зловещий янычар схватил некую девушку, и едва услышав топот коня Сабурова, вмиг выставил девицу вперед себя, как бы прикрываясь ею. Девушка испуганно вскрикнула, когда крымец приставил к ее тонкой шее свою кривую саблю. Мирон, испепеляя взором ненавистного ворога, отрицательно помотал головой. В следующий миг резким стремительным движением Сабуров выкинул вперед нож. Холодное оружие с такой быстротой и мощью вклинилось в глаз крымца, пробив ему голову, что тот даже не успел вскрикнуть или поранить девушку. Безжизненно опустив руки, янычар замертво упал навзничь на землю.
Девушка, одетая в светлый сарафан и белую рубашку с вышитыми рукавами, испуганно чуть попятилась к поленнице, прижав тыльную сторону ладони к своим губам, и с диким испугом смотрела на вселяющего страх всадника. Мирон отметив, что с девушкой все хорошо, уже собрался проворно выехать со двора, но нечто невероятно знакомое почудилось ему в облике этой темноволосой девицы. Некое внутреннее чутье, толкнуло Сабурова медленно приблизиться верхом на своем жеребце к девушке, на вид которой было не более семнадцати лет. Невольно остановившись в трех шагах от нее, он устремил на нее пытливый и поглощающий взор.
— Как тебя звать, милая? — невольно выдохнул Мирон, рассматривая ее стройный стан, приятное испуганное лицо и длинную темную косу.
— Любаша, — уже более спокойно, ответила девушка мелодичным голосом, открыто смотря на грозного Сабурова, инстинктивно ощущая, что русский ратник в легкой кольчуге и с небольшой кровавой раной на щеке, совсем не опасен.
— Любушка, говоришь? — опешил Сабуров, смотря в яркие очи девицы, редкой изумрудной красоты. Мирон вдруг почувствовал, как его сердце медленно, но неумолимо наполняется некогда забытыми за двадцать лет ощущениями, чувствами, которые когда-то давно он испытывал только к одной девице, девице с такими же зелеными глазами. Именно очи этой девушки, такие знакомые и родные открыли ему, что теперь перед ним стоит девица с душой Людмилы. Ибо таких завораживающих и горящих глаз он более не видел никогда, и теперь вновь увидел у этой девицы. Он глухо выдохнул. — С кем ты живешь?
— Одна я. Сирота я уже как пять лет…
— Поедешь со мной, Любушка? — невольно вымолвил Мирон, протягивая ей твердую руку в кожаной перчатке. — Увезу тебя в тихое место, где нет ворогов…
— Да, — согласилась она вдруг, отчего-то даже не сомневаясь, что этот суровый воин не причинит ей зла.
Она протянула к нему руку и Мирон, чуть притиснув к ней коня, проворно наклонился. Сильной рукой, обхватив Любашу за талию, он легко поднял ее и посадил впереди себя боком. Бережно придерживая стройный стан девушки сильной рукой, Мирон быстро направил своего коня прочь со двора, ощущая, как его сердце гулко бьется сильными глухими ударами.
Именно в эти мгновения, когда рядом свистели стрелы, раздавались жуткие вопли раненых и убитых недругов и русских воинов, которые в деревеньке находились повсюду, Мирон осознал, что заветная Чаша исполнила и его давнее желание, как и когда-то желания Василия и Людмилы. Ибо тогда, почти двадцать лет назад, на той поляне, окруженной осинами, утопая в своей душевной боли, Сабуров, с отчаянием сжимая в руках волшебный древний сосуд, загадал лишь одно — чтобы Людмила вернулась к нему в другом облике, но такая же сильная духом и прекрасная душою. И вот теперь, спустя много лет, чудесная Чаша исполнила его мольбу и вернула ему ту, которая когда-то давно осветила его жизнь радостью…
Конец.
