– Теперь я вижу, что был неправ и невежлив, –
церемонно поклонился Лучезар. – Вы, вельхи, отнюдь не утратили мужества.
Но если уж двое юных охотников не убоялись потусторонних теней и вернулись
живыми, годится ли целому войску трусливо отступать перед бесплотными выходцами
из могил? Мало чести живым храбрецам уступать дорогу давно умершим врагам!
Пусть же не зовут меня воеводой, если я со своими воинами не проеду по Старому
тракту и не заночую там, где кто-то беспокоил купцов!
– Сегваны ни в чём не уступят сольвеннам, –
проворчал Аптахар.
– А вельхи и подавно, – усмехнулся Мал-Гона.
Эртан оглядывалась с видом победительницы.
– Нас, велиморцев, в недостатке мужества тоже ещё не
винили, – сказал Дунгорм. – Но ваш государь Глузд, добрый полководец
и воин, чья отвага не нуждается ни в каких доказательствах, всё-таки предпочёл
ехать холмами. И по дороге к нам, и возвращаясь обратно…
– И правильно сделал, – сказал Волкодав. Он уже
видел, к чему шло. И то, что он видел, было венну поперёк души. Человеку не
запретишь лезть на рожон, если ему так уж охота. Но пусть его головотяпство
убивает его одного, а не других. И в особенности тех, кого ему доверено охранять.
Волкодаву и раньше случалось недоумевать, как легко
превращаются взрослые, седеющие, лысеющие мужчины в мальчишек, презрительно
бросающих друг другу: Слабо! Оставалось уповать на женскую мудрость. Женщины
умеют найти какие-то слова и разом согнать с забора раскукарекавшихся петухов.
Да притом ещё никого не обидеть.
Государыня кнесинка решительно кивнула и приговорила:
– Мы поедем по Старой дороге.
Волкодав досадливо ёрзнул в седле. Откуда ему было знать,
что кнесинка, только заслышав о бесплодных каменистых холмах, сразу вспомнила
приснившуюся тропу между скалами. И теперь благодарила Небесную Мать за
предупреждение, за вещий сон, которому позволено будет не сбыться.
– Две дороги потом снова сходятся, Волкодав, –
весело окликнул Лучезар. – Ты можешь, если хочешь, один ехать холмами.
Потом нас догонишь, а мы пока сами кнесинку постережём.
Кто-то засмеялся, кажется, даже Эртан. Волкодав направил
Серка поближе к передку повозки, где сидела кнесинка Елень, и сказал ей:
– Твой батюшка начертал нам ехать Новой дорогой,
госпожа. Почтить бы его.
Кнесинка, не отвечая, привстала в повозке и, держась за
маронговый бортик, сердито крикнула Левому:
– Не цепляй моих телохранителей, Лучезар! Они не хуже
других о нашем благе радеют!
Боярин, очень довольный, что настоял на своём, с готовностью
поклонился, но тут же сказал:
– По-моему, сестра, больше ты их защищаешь, а они
только вид грозный делают да тебе указывают, куда идти, куда не идти.
Знай кнесинка про меткого стрелка на ёлке, которого угадал
Волкодав, она бы нашла что ответить. Но ей ничего не сказали: не захотели
пугать, не стали омрачать путешествие. И зря не сказали, корил себя Волкодав. Подумаешь,
испугалась бы. Не насмерть. А и пуганую, небось, легче было бы охранять…
Солнце только перевалило полдень, когда отряд достиг
росстаней. Где тут Старая, где Новая, разобраться оказалось нетрудно. Старая
дорога вела прямо на юг, Новая резко сворачивала к востоку, обещая порядочный
крюк. У Новой вид был хотя и запущенный, но всё же проезжий. Старая сплошь
заросла кустарником и молодыми деревцами, и над ней, в предупреждение
несведущим путникам, висел знак запрета, смерти и скорби: белая тряпочка на
длинном шесте. Такие вывешивают у избы, где недавно кто-нибудь умер.
Лучезар первым пустил своего коня по Старой дороге. Добравшись
до знака, он встал в стременах, вытянул руку и сорвал белый лоскут. Выкрикнув
сольвеннский боевой клич, боярин швырнул тряпочку под копыта вертевшегося
жеребца, рванул из ножен меч и поскакал. Воодушевлённое войско потянулось за
ним. Кто, в конце концов, поручится, что об этом походе и о деянии храброго
Лучезара не будет сложена песня?..
Нечистой силы Волкодав не боялся никогда. То есть он знал,
конечно, что вокруг полным-полно всяких существ, только ждущих устроить
человеку беду. Знать знал, но не боялся. Бояться, по его мнению, следовало
врагов из плоти и крови. Живых, осязаемых и способных ко всяким неожиданным
выходкам. С духами проще. Духи невидимы для обычного глаза, но и сами живого
человека не видят. Если только он каким-нибудь поступком не нарушит эту
невидимость. Пренебрежёт обрядами очищения после убийства врага, не уважит
древних костей, случайно найденных в яме… Так кусачие слепни набрасываются и
больно жалят пыльное и потное тело. А на человека, только что выкупавшегося в
реке, не обращают внимания.
Блюди себя в чистоте, учила веннская Правда, и никто зря не
обидит. Волкодав считал себя далеко не праведником, но в то, что тёмная сила
вот так ни с того ни с сего нагрянет по его душу, не верил. Особенно если он
заранее побеспокоится кое о чём…
…А леса вдоль Старой дороги и вправду были роскошные.
Волкодав косился по сторонам и тщетно силился уразуметь, как, во имя Богов,
столь дивное место умудрилось когда-то пустить в себя нечисть. Сколько он видел
красивейших мест, непоправимо осквернённых насилием, преступлением и войной!
Пора, кажется, было бы уже и поумнеть, но что-то в нём глубоко внутри всё ещё
наивно дивилось: как же, мол, вышло, что чудесная красота никого не остановила
и не спасла?..
В отношении грибов тоже всё было в точности так, как
предсказывала Эртан. Здоровенные тугие красавцы целыми семействами выглядывали
из мха вдоль всей обочины, если не прямо посередине дороги. Молодые воины
развлечения и похвальбы ради нагибались в сёдлах и подхватывали грибы, не
придерживая ретивых коней. А чтобы зря не пропадало добро, сорванные грибы из
рук в руки передавали в повозки, где ехали кашевары. Будет привал, повиснут над
кострами котлы, станут повара чистить грибы и бросать их в кипяток. Что бы ни
затевалось к вечере, не испортят подосиновики с моховиками ни кашу, ни лапшу,
ни похлёбку. И даже сегваны, испокон веку не собиравшие грибов и не привыкшие
им доверять, вряд ли смогут справиться с любопытством. Наверняка ведь заглянут
к кострам соседей-сольвеннов. Едите, мол, да похваливаете, так, может, оно и
нам не отрава?..
Вначале лес был почти как те, в которых Волкодав провёл
детство. Мшистый, с редким подлеском, прозрачный сосновый бор, в котором как-то
сама собой приходила мысль помолиться Богам. Потом дорога понемногу поползла
под уклон, появились громадные, увитые седым лишайником ёлки. Волкодав
забеспокоился, представив себе ночлег в подобном лесу. Но ельники тянулись
недолго. Скоро по сторонам снова зашагали торжественные полчища сосен. Мыш то и
дело срывался с плеча Волкодава и, стремительно петляя между деревьями,
уносился далеко в чащу. Венн внимательно присматривался к нему, когда он
возвращался. Но нет, никаких признаков беспокойства ушастый чёрный зверёк пока
что не проявлял…
О приближении к Кайеранским трясинам Волкодав догадался сначала
по запаху. Дохнул навстречу ветерок, и перед мысленным взором раскинулись
пышные торфяники, поросшие морошкой и клюквой, а чуть в отдалении встали густые
тростники в рост человека и пролегли разливы чёрной воды с неподвижно
застывшими плавучими островами. Волкодав увидел даже медленные пузыри, которые
время от времени поднимались из глубины и лопались, распространяя запах тухлых
яиц.
