Поодаль несколько мужчин деловито таскали из лесу заранее
приготовленный хворост. Как только заезжая государыня осудит колдунью, злодейку
без промедления бросят в костёр. Волкодав поискал ведьму глазами, но не нашёл.
Наконец всё было готово, и кнесинка с достоинством воссела
на только что изготовленный трон. Трон стоял на подостланном ковре: не дело правителю
подвергать опасности свою священную силу, ступая по голой земле. То, что
служанки еле упомнили, в котором мешке следовало искать этот самый ковёр,
никого не касалось. Трое старшин, Дунгорм и Лучезар, подошедший с несколькими
ближниками, встали ровным полукругом за спиной. Телохранители, по
обыкновению, – впереди. Вождь Каррил с десятком могучих охотников
расположился напротив. Не очень далеко, но и не вплотную. Ноги его утопали в
роскошной шкуре, бурой с серебристым отливом. Кресло, в котором он сидел,
походило на трон куда больше, чем столец кнесинки. Оно было вырезано из
цельного пня: казалось, лесное чудовище, полумедведь, получеловек, склонилось
над хмурым вождём, отечески обнимая его когтистыми лапами. Волкодав подумал о
том, какого труда, верно, стоило принести сюда неподъёмную тяжесть. Или, может,
древний пень был весь выдолблен изнутри и только казался страшно тяжёлым?..
– Яви же нам справедливость, владычица сольвеннов и
западных вельхов, – дождавшись тишины, медленно проговорил вождь. Голос у
него оказался низким, тяжёлым. – Вели наказать ведьму, ибо она испортила
жену моего сына и погубила плохой смертью моего внука.
– Не первый год я прошу Богов моего народа замкнуть мне
уста, если язык мой вознамерится произнести неправедный приговор, – ответила
кнесинка. – До сего дня Создавшие Нас, хвала Им, не давали мне ни обречь
невиновного, ни отпустить виноватого. Но не дали они мне и всеведения. Скромен
мой разум и позволяет рассуждать лишь о том, что я сама видела, слышала и
поняла. Пусть приведут сюда женщину, на которую возводится столь тяжкое
обвинение, и доподлинно разъяснят, что и как она совершила.
На лице вождя промелькнуло недовольство: по мнению харюков,
кнесинке было достаточно подтвердить их приговор. А не разбираться самолично.
Однако с государями не спорят, и Каррил, обернувшись, коротко кивнул.
Двое крепких охотников вывели женщину, как перед тем
медвежонка, – на жердях, привязанных к шее. Никто не хотел до неё
дотрагиваться: боялись. Ведьма была маленькая, несколько полноватая, в простой
изорванной рубахе без пояса. Она шла спотыкаясь, незряче переставляя озябшие
босые ступни. Лицо и глаза скрывала плотно намотанная тряпка, во рту торчал
кляп. Виднелись только длинные седоватые волосы, спутанными прядями свисавшие
на спину и грудь. Руки были связаны за спиной. Бойся собаки спереди, коня
сзади, а колдуньи – со всех сторон!
Видно было, что люди старались держаться от ведьмы подальше.
Все, кроме темноволосого скуластого паренька лет двенадцати, который, наоборот,
крепко обнимал женщину, помогая идти. Глаза у подростка горели, как у волчонка.
Вернее, глаз: второй, крепко подбитый, заплыл и закрылся. Откуда синяки,
догадаться было нетрудно. Отстаивал. Сын? Племянник? Младший братишка?..
Волкодав стоял по-прежнему неподвижно, с деревянным, ничего
не выражающим лицом, но в груди глухо шевельнулась чёрная злоба. Нельзя так
обращаться с женщиной. Нельзя! Если она впрямь жуткая злодейка, способная на
убийство ребёнка, она умрёт. Но издеваться над ней? Водить, как опасное
животное, на поводке?..
К его немалому облегчению, кнесинка почти сразу возвысила
голос.
– Пусть развяжут эту женщину, – приказала она. Из
толпы угрюмцев послышался недовольный ропот, и Елень Глуздовна добавила: –
Пусть очертят круг топором и заключат её внутрь этого круга, дабы не смущать
маловерных. Я же помолилась Пламени небесному и земному и не опасаюсь её
колдовства.
Вождь Каррил немного подумал, сотворил рукой священный знак
и согласно наклонил голову.
Роннаны так и не осмелились притронуться к женщине. Попросту
бросили концы жердей и отступили в стороны, предоставив развязывать ведьму
галирадцам. Кнесинка знала, что из трёх народов, населявших её город, менее
всего страшных историй про ведьм рассказывали сегваны.
– Пошли кого-нибудь, Аптахар, – распорядилась она.
Старшина пошёл сам, потому что предводители должны идти
первыми, когда угрожает опасность. И в особенности колдовская: воинские Боги
даруют защиту и благосклонность в первую голову вождю. Поминая трёхгранный
кремень Туннворна, Аптахар вычертил незавершённый круг и кивнул подростку:
– Веди её сюда и развязывай. Слышишь?
Он был далеко не трусом, но и ему не хотелось без крайней
нужды иметь дело с колдуньей. Мальчишка завёл женщину внутрь круга, и Аптахар
замкнул за ними черту. Здесь у ведьмы подкосились ноги: она упала бы, но юный
защитник подхватил её и помог опуститься на колени. Так она и стояла, пока
паренёк зубами и пальцами распутывал туго стянутые узлы.
– Эта злая женщина вышла к нам с той стороны, где
рождается солнце. Восток – благая сторона света, и поэтому мы не сумели с
самого начала распознать колдунью, – по знаку Каррила взял слово похожий
на него молодой охотник в шапке из лисьего меха. Харюки и так-то были почти все
на одно лицо, но этот выглядел уже полным подобием вождя. Сын, рассудил
Волкодав. – Хотя с той же самой стороны явился некогда Проклинаемый, и это
могло бы нас научить. Дело было минувшей зимой. Один из наших братьев попал в
полынью и уже замерзал, но эта злая женщина оказала ему помощь. Она сказала,
что у неё нет дома. Так не бывает, чтобы у доброго человека не было дома, но
наш брат ей поверил, потому что ведьмы умеют отводить людям глаза и прельщать
слух. Наш брат привёл её в жилище рода. И её, и мальчишку, который сказался её
приёмным сыном…
Женщина стояла на коленях и смотрела на галирадцев. Медленно
обводила их взглядом, и многие воины тянулись к оберегам. У неё были бесконечно
усталые, измученные и пустые глаза. Она ни на что не надеялась. Она хотела
только одного: чтобы скорее наступил конец. Каким бы он ни оказался, этот
конец.
– Она стала водиться с женой сына вождя, –
продолжал Лисья Шапка. – Она сделалась ей такой близкой подругой, что
глупая молодуха выболтала ведьме то, о чём не должна была говорить: о том, что
брюхата.
Говорить кому ни попадя о грядущей радости в самом деле не
стоило, тут Волкодав был согласен. Подслушает умеющий творить недоброе
волшебство, и родишь мёртвого. Или урода, тоже не лучше. Или вовсе камень или
деревяшку. Такое бывало.
– Вот стоит сын вождя и с ним жена его, –
продолжал свою повесть угрюмец. Волкодав покосился туда, куда он указывал, и
увидел костлявую, по-мужски узкобёдрую роннанку, единственную женщину среди
толпы охотников. Выглядела она как после трудной болезни, и на руках у неё не
было ребёнка.
– К тому времени, когда снохе вождя пришёл срок рожать,
злая женщина успела показать себя сведущей знахаркой. Она лечила наших братьев
и сестёр и вправду поставила на ноги кое-кого из тех, кто близок был к смерти.
Теперь мы думаем, уж не лучше ли было бы им умереть в чистоте, чем жить,
соприкоснувшись с нечистотой? И вот пришёл день, когда сноха вождя ушла в лес.
Ты ведь знаешь, светлая госпожа, что к роженице никого нельзя допускать. Она
должна делать своё дело одна, в лесном шалаше. Неведомое зло может проникнуть
из того мира, откуда приходит младенец. Оно может даже унести с собой человека,
в особенности мужчину. Только на девятый день, когда уже восстановится граница
миров, может навестить роженицу мать.
