Волкодав расстегнул пряжки и положил меч, как было велено, к
ногам кнесинки на ковёр. Снял с плеча Мыша, посадил сторожить. За мечом
последовали пояс, куртка, кольчуга, рубаха, а после и сапоги. Спасибо хоть не
потребовали полной наготы поединщиков. Харюки между тем с должным почтением
раскатали порядочный – пять на пять шагов! – кусок необычно широкого
небелёного полотна. Венн только диву дался, как умудрились выткать подобное. Не
иначе, с молитвами и на кроснах, сооружённых нарочно для этого, на один раз.
Ещё он удивился запасливости угрюмцев. Это ж надо, всё с собой захватили, даже
холстину на случай Божьего Суда! Даже дрова для колдуньи!..
– Не погуби себя, Волкодав… – тихо, чтобы один он
слышал, напутствовала его кнесинка. Он ничего не ответил, только кивнул:
слышал, мол. Распустил волосы, повязал лоб тесьмой. И босиком пошёл на середину
поляны, к уже натянутому, приколоченному за особые петельки полотну. И подумал,
идя, что закон, признававший единоборство на полотне, был мудр. Что такое есть
нить, сбегающая с женской прялки, как незримое подобие нити судьбы? И что есть
тканое полотно, если не переплетение человеческих жизней, каким предстаёт оно с
неба Оку Богов?..
Волкодав стал молча молиться, рассказывая Богам, за что шёл
на бой. И вдруг подумал: а если славный Бог Грозы уже удалился на покой до
весны?.. Но почти сразу в его сознании прозвучал удар грома, да такой
раскатистый, что венн даже оглянулся по сторонам, слегка удивляясь, почему
другие не слышали.
Больше всего он боялся сдуру нарушить какой-нибудь неведомый
ему роннанский обычай и тем проиграть дело ещё до поединка. Такое случалось.
Волкодав пристально следил за Итерскелом, стараясь делать всё то же, что он, и
по возможности одновременно.
Они разом вступили на гладкое прохладное полотно и застыли,
присматриваясь друг к другу. Лисья Шапка склонил к земле посеребрённый
наконечник тяжёлого, старинной работы копья («наше, сегванское, времён
Последней войны», – утверждал потом Аптахар) и принялся вычерчивать
борозды. Молодые парни принесли из лесу пучок ореховых прутьев, стали втыкать сообразно
сторонам света.
Было тихо. Галирадцы и роннаны во все глаза разглядывали
поединщиков. Двое мужчин, неподвижно стоявших на полотне, родились, наверное, в
один год, но тем и исчерпывалось между ними всякое сходство. У одного весело
топорщились золотистые кудри, прихваченные на чистом лбу плетёной повязкой. У
другого волосы были наполовину седыми, и не от возраста. Один похвалялся
бугристыми мышцами, какие получаются от доброй работы, доброй еды и ещё от
того, что бывает, когда в жилы выродившегося племени вдруг приливает свежая
кровь. Другой не мог похвастаться и половиной подобной мужской красы. Был
жилист, как железный ремень. Один напоминал молодого медведя, вышедшего
поиграть, повыдирать с корнями упругие деревца. Другой смахивал на нелающего, очень
спокойного пса из тех, с которыми можно отпускать маленьких девочек за полдня
пути и не бояться, что обидит злой прохожий.
– Пусть совершится любезное Прародителю, –
провозгласил вождь.
Волкодав очень редко нападал первым. Он и теперь стоял
неподвижно, ожидая, что будет. Вот Итерскел неспешно двинулся боком, как-то
пьяновато выламываясь, поводя плечами, неожиданно приседая, чуть ли не готовясь
упасть, выправляясь уже у самой земли. Перетекал, перекатывался с места на
место. Играл. Прекрасный зверь, сытый и сильный. Если б не Божий Суд, он,
верно, притом оскорблял бы соперника, вынуждая его к опрометчивым действиям. А
так – просто запутывал. Заставлял смотреть во все глаза и гадать, куда он,
подвижный, как ртутная капля, шатнётся в следующий миг. Итерскел ещё вовсю
улыбался и танцевал, намечал телом какое-то движение, когда мускулы на плече и
на правой стороне груди резко вспухли, затвердевая узлами, и кулак размером в
головку сыра и весом полпуда поплыл вперёд, метя Волкодаву под вздох. Насмерть!
Как всегда в таких случаях, время потекло для венна
медленно-медленно. Он успел подумать, что Итерскел уж точно без большого труда
мог проломить кулаком дощатую стену. Дать коснуться себя – заведомая погибель.
Волкодав отступил на полшага в сторону, пропуская летящий кулак мимо и слегка
отводя его в сторонку правой ладонью. Разворот на левой ноге. Уже обе руки
подхватывают кулак Итерскела, провалившийся в пустоту. Плавно вперёд, потом
вверх. «Благодарность Земле». Примерно то самое, что он объяснял на берегу
Светыни кнесинке и братьям Лихим. Надо думать, они одни и сумели что-нибудь
рассмотреть и понять. Потому что худо-бедно знали, КАК смотреть. И куда.
«Благодарность Земле» занимала примерно столько времени, сколько нужно, чтобы
спокойно бьющееся сердце стукнуло трижды.
Большинство галирадцев и харюки увидели только быстрое
движение, согласный поворот двух полунагих тел, на миг словно завертевшихся в
дружеском танце. Потом Итерскел вдруг изогнулся, заваливаясь назад, хрипло
заорал от неожиданной боли, потерял равновесие и грохнулся навзничь. Он уже
падал, когда Волкодав выпустил его, направляя по кругу противосолонь и прочь от
себя. Какой-нибудь негнущийся корчемный силач, пожалуй, всерьёз пришиб бы
хребет. Ловкий и быстрый охотник покатился колобком и сразу вскочил.
Зрители вздохнули. Кто-то с облегчением, кто-то недовольно.
Уж очень быстро всё кончилось. И ни тебе выбитых зубов, ни кровавых потёков. На
что смотреть?
– Мой человек победил! – громко сказала кнесинка.
Мгновенно взлетевший на ноги Итерскел стоял как раз на третьей черте, самой
дальней от середины. Одна нога внутри, другая снаружи. Но обе – вне полотна. Он
побежал. Итерскел глянул вниз, потом на Волкодава, и красивое молодое лицо
изуродовала ненависть. Никто ещё так с ним не поступал. Чтобы он!.. Побежал!..
Да никогда!..
Каррил медленно покачал головой, хмуря густые брови.
– Твой человек не победил, – сказал он
кнесинке. – Наш боец поскользнулся. Я видел. Это была случайность. Надо
повторить поединок.
Половина угрюмцев сейчас же закивала головами, соглашаясь с
вождём. Остальные не замедлили присоединиться.
– Бывают ли случайности, когда совершается Божий
Суд? – спросила кнесинка Елень.
– Случайности – нет, – сказал вождь. – Ты
права, светлая госпожа, я выбрал не самое лучшее слово. Прародитель временами
посылает нам искушение, дабы испытать и укрепить нашу веру. Если твой человек
не боится, пусть повторит поединок.
Волкодав пожал плечами. Он не боялся. А ведь Итерскел, чего
доброго, после этого в петлю полезет. Волкодаву совсем не хотелось, чтобы
молодой роннан лез в петлю. Не хотелось ему и увечить пригожего молодца. А
впрочем, взрослый парень, сам прёт, сам и напорется. Пусть хорошенько думает
следующий раз, прежде чем браться отстаивать чью-нибудь казнь.
Сын Лесной Ягоды одним прыжком влетел обратно на полотно.
Вторым прыжком он бросился на Волкодава. Уже безо всяких хождений вприсядку и,
понятно, без улыбки. Сожрёт, проглотит да и костей не выплюнет. И ведьма тут
совсем ни при чём.
На сей раз он закричал сразу.
