– При нём уже был тогда этот меч? – продолжала
расспрос кнесинка Елень.
– Нет, он добыл его через два дня, когда на нас напали
люди Жадобы.
– Ещё бы!.. – перебил старый Варох. – Сам и
навёл!..
– Нет, – сказал Фитела. – Наоборот, он нас
предупредил.
– Каким образом? – наклонила голову правительница.
– Он держит ручную летучую мышь – вон она сидит у него
на плече. Эта мышь начала беспокоиться, и он сказал нам, что, верно, в лесу
недобрые люди. Я велел надеть кольчуги, и только поэтому разбойники не перестреляли
нас, как зайцев… Сам Волкодав уложил троих в рукопашной и ещё одного – из лука.
– Волкодав? – переспросила кнесинка.
– Да, так мы его называем… Вот после того боя, госпожа,
и появился у него добрый меч.
Вокруг тем часом собрался любопытствующий народ: витязи из
дружины, городские стражники, просто жители и купцы, пришедшие в кром по делам.
– Кто видел, как он добыл меч? – спросила
кнесинка.
– Встретился со своими, они ему и передали, –
сказал Варох.
– Я не видел, – развёл руками Фитела.
– И я, – поскрёб бороду Аптахар.
– Я видела!.. – с неожиданной отчаянной смелостью
вышла вперёд Ниилит. – Да прольётся дождь тебе под ноги, венценосная
шаддаат…
– А ты давно ли с ним, девица? – повернулась к ней
кнесинка. – Не твоя ли бусина у него в волосах?
– Нет, венценосная шаддаат, – ответила
Ниилит. – Я встретила его почти месяц назад… он спас меня от насильника и
с тех пор хранит, как сестру! Там, на дороге, один из разбойников схватил меня
на седло и хотел увезти. Господин Волкодав догнал его, они бились… он ранил
разбойника в руку, и тот убежал, выронив меч. Клянусь в том, госпожа! Если я
лгу, пускай у меня… пускай у меня никогда не будет детей!
– Э, парень! – сказал Аптахар. – Да ты никак
самого Жадобу и ограбил!
– Как был ранен разбойник? – вступил в разговор
боярин, стоявший справа от стольца. Волкодав молча забрал в кулак два пальца
правой руки – указательный и большой.
– А я говорю – лжа всё!.. – затопал ногами старый
Варох. – Вели, государыня, железо нести!.. Потягаюсь с ним перед Богами,
как ваша Правда велит!
– А что, – сказал левый боярин. – Пускай бы
потягались, сестра. Сразу узнаем, кто виноват, да и позабавимся заодно.
Сестра, отметил про себя Волкодав.
– Погоди, старче, – неожиданно поднялась с кресла
кнесинка Елень. – Скажите мне, думающие бояре, батюшки моего верные
ближники! И вы, сведомые горожане! Был ли Жадоба когда в плену, носил ли оковы?
– Не был! – тотчас отозвалось сразу несколько
голосов.
– Не был, кнесинка, – сказал правый боярин, и
левый согласно кивнул головой. Государыня Елень между тем пристально глядела на
Волкодава, и тот не мог понять, что она рассматривала: то ли бусину, то ли
щёлкавшего зубами Мыша, то ли что-то у него на шее… Он уже думал поправить
ворот рубахи, когда кнесинка обратилась к нему:
– Подойди сюда, Волкодав. Засучи рукава и покажи мне
руки.
Он подошёл, развязывая на запястьях тесёмки. Потом завернул
рукава и вытянул руки перед собой. Руки как руки: костистые, оплетённые
выпуклыми тёмными жилами, в мозолях, шрамах и свежих пятнах, оставленных
отболевшими волдырями. Чуть повыше запястий на коже красовались две широкие,
плохо зажившие полосы, и Волкодав смекнул наконец, к чему присматривалась
мудрая девушка. На шее у него был точно такой же след. От ошейника.
– Этот человек – не Жадоба! – громко произнесла
кнесинка Елень свой приговор, и даже Варох принуждён был промолчать. –
Тебе, мастер, – обратилась она к старику, – незачем с ним ссориться.
Вот моё слово: сделай ему ножны, как договаривались, и за ту цену, о которой у
вас шла речь. Ты же, Волкодав, вправе требовать за обиду виру в четверть коня
серебром…
Волкодав пожал плечами. Ему хотелось только одного –
поскорее убраться отсюда и как следует вымыться. Правильно же делала мать:
когда отец, продав яблоки и мёд, возвращался с торга домой, она не сразу
допускала его к общему столу, кормила из отдельной посуды. Чего, кроме скверны,
можно набраться в городе, где гостя, вступившего под кров, обвиняют неведомо в
чём и отдают стражникам на расправу?!.
– …Но я прошу тебя, благородный венн, не держать сердца
на мастера Вароха, – говорила тем временем кнесинка. – Это верно, он
пренебрёг святостью крова… но, если бы ты знал его горе, ты непременно простил
бы его…
Волкодав немедля кивнул, хотя, по его мнению, ни о каком
прощении речи быть не могло. А кнесинка Елень продолжала:
– Я не осмеливаюсь судить его, ибо сама не знала
подобного. Прими же эту виру из моих рук! Пусть знают наши братья, храбрые
венны, что и в Галираде есть Правда.
Боярин передал ей несколько серебряных монет местной
чеканки. Кнесинка наклонилась и подняла меч.
– Я знаю, что ещё не раз услышу об этом мече, –
сказала она, протягивая Волкодаву узорчатую рукоять. – Я знаю, что теперь
он в достойных руках.
Бравлин вышел проводить их за ворота детинца.
– Ты вот что, парень, – сказал он
Волкодаву. – Если будет охота подработать до осени, покуда твой купец
назад не поедет, – приходи, спросишь меня… рад буду.
– Благодарствую, – кивнул Волкодав. И подумал, что
скорее удавится.
– Мы с Авдикой всегда нанимаемся, – сказал ему
Аптахар. – Ты куда сейчас – домой? Или, может, выпьем зайдём? После
этаких-то дел…
Волкодав посмотрел на солнце, неспешно клонившееся к далёким
горам.
– Нет, я ещё на рынок… пошли, Ниилит.
– Ножны завтра будут готовы, – глядя в сторону,
буркнул мастер Варох. – Вечером заберёшь.
– Обойдусь я без твоих ножен, – сказал Волкодав.
– А я – без твоих денег!.. – Голос старого сегвана
сорвался. Трясущейся рукой выгреб он из сумки задаток и швырнул под ноги
Волкодаву. Тот молча повернулся и пошёл прочь вместе с Ниилит, пугливо
ухватившейся за его локоть. Внук старика бросился собирать раскатившиеся монеты
и тут же получил за это от деда по спине костылём, но Волкодав того уже не
видал.
* * *
Рыночная площадь Галирада раскинулась у самого берега. По
утрам к дубовым пристанищам подходили лодьи рыбаков, полные тугих слитков
живого чешуйчатого серебра; торговля начиналась чуть свет и длилась допоздна, а
весной и летом, в пору светлых ночей – круглые сутки. Волкодав понять этого не
мог. Древний закон не признавал сделок, заключённых после заката, без присмотра
справедливого Ока Богов. Ни один венн не стал бы покупать или продавать
что-либо ночью, сольвенны же… Да, чего доброго, скоро этот народ вконец
перестанет рождать женщин, подобных кнесинке Елень…
